Зархуна Каргар - Зари. Мне удалось убежать

Ее мать внимательно рассмотрела ту часть ковра, которую соткала дочка.

— Да, дорогая моя, ты очень аккуратно ткешь. Но тебе нужно работать быстрее, потому что теперь мне приходится уделять время твоей маленькой сестре, и я не смогу все время работать. А если мы не закончим ковер вовремя, папа разозлится. Он должен сдать его в срок, поэтому нам нужно поспешить.

Самира посмотрела на каргах и начала ткать еще быстрее. С каждым узелком, который она завязывала, в ней нарастала злость, а с каждым вдохом она глотала новую порцию пыли. Ее мать присела рядом. Она была крупной полной женщиной и носила традиционную туркменскую одежду — длинное платье и темно-зеленый переливающийся шарф, накинутый поверх блестящей шапочки. Мать и дочь были похожи — у обоих были круглые лица, маленькие носы и полные алые губы. Щеки Самиры были румянее, чем у ее матери, но, кроме этого, их отличала лишь разница в возрасте — мать была старше дочери на семнадцать лет.

Самира часто задавала матери вопросы, и мать отвечала ей, не сбиваясь с темпа и успевая проверить то, что выткала Самира. Она внимательно следила за тем, чтобы дочка не делала ошибок, и учила ее ткать красиво и аккуратно. У матери Самиры хороший вкус, она знает, какие цвета сочетаются, и даже придумывает новые орнаменты.

— Мама, когда мы закончим этот ковер, нам нужно будет начинать следующий?

Мать улыбнулась.

— Доченька, ты задаешь мне этот вопрос каждый день, как только мы садимся за работу, и я каждый раз говорю тебе, что нам действительно придется начать ткать новый ковер после того, как мы доделаем этот. Нам придется ткать, пока мы будем в состоянии это делать, потому что папа уже получил много заказов.

— Да, мама, я знаю, — сказала Самира. — Но мне надоела эта работа, я хочу ходить в школу, как мой брат Наим. Почему он может заниматься, а я нет? Мне одиннадцать, а ему десять. У нас не такая большая разница в возрасте, так ведь?

— Скажи, доченька, я когда-нибудь ходила в школу?

Самира отрицательно помотала головой.

— Нет, я знаю, что не ходила.

Мать помахала большой иглой перед лицом дочери.

— Вот тебе и ответ. Твоя мать не ходила в школу, так что и тебе там делать нечего. Но твой отец учился в школе, поэтому Наим тоже туда ходит. Однажды ты и твоя сестра станете взрослыми и выйдете замуж, и тогда вы будете помогать своим мужьям вести хозяйство, как я помогаю твоему отцу.

Самиру не очень обрадовал ответ матери, но она умолкла на время, продолжая работать. Ее мать включила радио — шла передача местной радиостанции, и они услышали «Песню девушки из Хирата». Самира тут же вскочила и сделала звук громче. Мать засмеялась, потому что она тоже любила эту песню. Ее пела Ситарах из Хирата, известная афганская певица. Они продолжали ткать, слушая песню.

Я девушка из Хирата,

Я родилась в деревне,

Я тку ковры.

Моя ковры красивы и ярки,

Я — новый цветок в нашем доме.

Самире нравилось слушать эту песню, потому что ей казалось, что Ситарах поет про нее. Ее мать немного убавила громкость и заговорила с ней.

— Вот видишь, ковроткачество — это настоящее искусство, даже такая знаменитая певица, как Ситарах, поет о нем!

Но на Самиру ее слова не произвели должного впечатления.

— Да что Ситарах понимает? Она может петь красивые песни о ткачестве, ведь ей не приходится так тяжело трудиться, как нам!

Мать засмеялась.

— Я думала, что тебе понравилась песня, но теперь вижу, что ты злишься.

— Я хочу быть певицей, а не ткачихой, но это невозможно, — сказала Самира, глядя на станок.

— Ну почему ты все время чем-то недовольна? Ты не можешь стать певицей, потому что твой отец не позволит тебе позорить нашу семью.

— Но если отцу не стыдно показывать людям ковры, которые я выткала, то почему он посчитает позором, что кто-то услышит мой голос? Ведь пение требует таланта, как и создание ковров.

Мать Самиры удивилась тому, что ее дочь стала такой умной, и поняла, что не сможет победить в этом споре. Поэтому она решила сменить тему разговора.

— Давай лучше работать. Ты еще молодая и многого не понимаешь.

Мать и дочь продолжили ткать, их пальцы двигались с огромной скоростью. Когда пришло время обеда, Самира спросила у матери, не пора ли сделать перерыв. Та согласилась, и Самира вышла на улицу. Воздух был свежим и прохладным, листья на деревьях с приходом осени окрасились в разные цвета, ветер кружил их в воздухе и гонял по земле. Самире хотелось смотреть на небо, которое было ярко-голубым, но холодным, однако свет резал ей глаза, и она закрыла их руками. Из-за непрерывной работы у нее болели суставы пальцев и поясница. Долгое сидение за станком испортило ее осанку, и она уже не могла стоять прямо. Самира начала ткать рано утром, и только сейчас ей удалось увидеть солнечный свет.

Она зашла в кухню и направилась к хлебной корзине, полной плоских круглых лепешек, которые ее мать испекла этим утром. Достав одну, Самира поставила чайник на плиту. Каждый день она делала две чашки зеленого чаю с сахаром, брала лепешки и несла все это в комнату, где они с матерью ткали. Чай и лепешки были их обедом. Мать готовила еду только вечером, когда ее муж приходил домой. Она не отрывалась от работы, чтобы приготовить детям поесть. К тому же было гораздо экономнее кормить семью полноценной пищей только раз в день.

Самира села у маленького окошка, рядом ее сестра спала в гахваре. Она налила чаю для себя и матери и начала есть лепешку, наслаждаясь каждым кусочком. Через некоторое время мать Самиры попросила ее посмотреть, все ли в порядке с сестрой. Самира наклонилась над девочкой.

— Да, мама, с ней все в порядке, она просто спит.

— Я не понимаю, почему она до сих пор не проснулась. Она заснула около девяти часов, а сейчас уже почти час дня.

Самира пошутила: мол, сестра устала, как и они.

— Мама, а когда она вырастет, тоже будет ткать ковры?

— Конечно, она ведь ничем не отличается от нас с тобой, — ответила мать. — Она девочка, и если она не научится ткать, то ни один мужчина не захочет взять ее в жены.

Самира знала, что мать права. Ей часто говорили, что туркменская девушка может рассчитывать на хорошего мужа лишь в том случае, если она умеет ткать ковры. Большинство девочек в деревне в возрасте семи-девяти лет начинали ткать вместе со старшими женщинами своей семьи. А мужчины в это время искали торговцев, которые покупали у них готовые ковры, чтобы потом перепродать их. Мальчики ходили в школу, но далеко не все. В некоторых семьях учили ткачеству и сыновей. Но брату Самиры не нужно было ткать ковры — он был единственным сыном, и поэтому родители берегли его. Мать знала, что ткачество плохо влияет на здоровье — у многих женщин и девочек развивались болезни легких от этой пыльной работы. А еще мать хотела, чтобы сын стал доктором и смог вылечить ее и Самиру от боли в пояснице и пальцах.