В. Виджани - Мечта

А у него возникло и все более укреплялось стойкое чувство, что они говорят на разных языках. Причем не слышит его — она. Плюс ко всему — виртуальная игла, на которой она сидит. Выход был очевиден, но для него это была непосильная ответственность. Он отдавал себе отчет в том, что удивительная девушка Ева Дарецкая стала частью его сознания, но к реальности он не был готов. Пока не был.

— Ты же не можешь отрицать, что мы лишь игрушки в руках какого-нибудь Робота Гиганта и он может просто все перемешать в своей большой картонной коробке… а у нас в это время случится землетрясение или цунами, например, — лепетала она.

Фантазировать у нее получалось мастерски. Он слушал ее, а внутри рождалось нечто теплое и волнующее. Не сейчас — оборвал он себя и переключился на ее монолог.

— Может быть, океан — это всего лишь бассейн или маленький аквариум. И все эти вавилонские столпотворения, катастрофы, затмения — просто шалость какого-то чудака, играющего в жизнь?.. Стоит стать его любимыми куклами, и он перенесет нас в другую жизнь.

— Фантазерка, — усмехнулся Андрей, — если два человека по какой-либо причине не могут быть вместе… это вовсе не означает, что они не могут оставаться близкими людьми… и тем более не означает, что они не испытывают взаимную симпатию. Если одного из них такое положение не устраивает, лучше им перестать общаться… и чем быстрее они это поймут, тем лучше для обоих. Иначе с большой долей вероятности можно утверждать, что их отношения закончатся, мягко говоря, некрасиво.

@

Каждый раз после прощания с ней он мысленно забирал ее с собой. Она поселилась где-то глубоко в его сознании со всем своим багажом — странными картинами, сухими букетиками, книгами и еще бог весть с чем. Она часто заканчивала их разговор словами «Не исчезай…». Но он и не хотел исчезать из ее жизни, наоборот, каждый раз, когда они общались, у него возникало неодолимое желание рассказывать ей о мало-мальски существенном, происходящем в его скудном реале, рассказывать легко и непринужденно, но так, чтобы ей не показалось, будто необходимость в ней перешла границы их виртуального общения. Он расстроился, когда она заявила о своем возможном переезде в Китай. В голове не укладывалось — она и азиатская культура, все равно что какая-нибудь Эмма Уотсон или Моника Беллуччи неожиданно поселятся в его Тмутаракани. И расстояние… Это еще больше отдалит их, отодвинет и, возможно, спугнет возникшее было чувство, которому и названия-то пока нет.

Ева сообщила эту новость почти скороговоркой, опустив глаза и покусывая нижнюю губу. Она нервничала, ожидая его реакции. Он сначала растерялся, пытаясь улыбнуться и перевести разговор на другую тему. Тогда она принялась хохотать, надела на нос игрушечные очки с нарисованными глазами и стала сердито хмуриться, изображая известную Мымру из старого советского фильма. Он задумчиво смотрел сквозь равнодушное стекло, а она, пугаясь его реакции, кричала: «Ну какой из меня функционер? Я же рассеянная и вообще… художник!» На следующий день он ходил сам не свой. Телефон молчал, а вечером она не вышла в Сеть. Он совсем расклеился, а потом подумал — какая, в сущности, разница, все равно ее нет рядом. А ей полезно сменить обстановку. Перемена отвлечет ее от виртуальности и… наверное, от него.

Город небоскребов пылал радужными огнями, отражаясь пастельными пятнами в океане. Девятичасовой перелет сделал свое дело — сначала вымотал нервы, а потом заставил принять неизбежную химию, и я провалилась в тяжелый семичасовой сон. Больше часа находиться в воздухе я не могла. Шестьдесят минут — рубеж между обычным состоянием и началом панических атак, выраженных в приступах удушья и ощущении чужого тела. За этим рубежом внутри начинает что-то меняться, разламываясь на три составляющие: тело, сознание и страх. Мое спасение заключалось в золотистой капсуле, упакованной в металлический цилиндр, похожий на тюбик герленовской помады; стоимость капсулы была как раз соразмерна стоимости маленького этюда, написанного на последнем пленэре. Июльский полевой сплин и безвредная бабочка, повешенная на сухой ветке чертополоха, — панацея от страха быть задушенной неизвестно кем. Слава Асклепию… Люди, сами того не понимая, любят смерть больше, чем жизнь, и платят за нее самую высокую цену.

Papillons de mort безболезненно перенесла меня в Китай, подарив городской ландшафт, похожий на фантастический триллер, и двоедушие, возведенное в философию. Азия — другое измерение, похожее на виртуальность, бесконечная история призраков в зыбучих песках времени…

Я чувствовала себя счастливой — у меня был новый день, новое небо и океан. Состояние эйфории подтачивал маленький беспомощный червячок, который засел глубоко в сознании и робко задавал противные вопросы: почему мы не вместе и что произойдет, если взять билет и неожиданно нагрянуть к нему? И что держит его? Семья? Женщина? Нет, это исключено. Он был искренен, чист и спокоен. Мужское спокойствие — первый признак свободы. Но тогда что все-таки его держит? Ответа не было, и от этого рыбьего молчания становилось тошно. Нереальность происходящего между нами рождала страх перед безумием, которого, казалось, не миновать.

@

В аэропорту меня встречала небольшая китайская делегация с традиционными азиатскими улыбками, церемонно подчеркивающими значимость гостя. С непривычки восточное гостеприимство воспринимается раболепием, вызывая раздражение. Я не люблю рабов. С рабами страшно и… никакого содружества. Сославшись на тяжелый полет, я отказалась от ужина и попросилась в отель.

Через два часа я валялась на широченной кровати в спальне со стеклянным полом и зеркальным потолком. С некоторых пор зеркала внушали мне подозрения, поэтому, выключив верхний свет, я любовалась медленным танцем зубастых бирюзовых волн, представляя себя скромной ракушкой, вынашивающей жемчужину. Ничегонеделание дало результат, на который не приходилось рассчитывать, — я уснула полноценным здоровым сном.

@

Проснувшись под утро, я открыла свой лэптоп, и он тут же моргнул бледным экраном, а затем, выкинув горку почтового спама, и вовсе погас, экономя зарядку. Палец непроизвольно коснулся главной клавиши, и экран вновь ожил, услужливо предлагая музыкальный плейлист. Включив первую попавшуюся композицию, я зашла на его страницу. Огонек пылал красной точкой — большая рыжая Обезьяна мирно спала. Иногда от тишины в Сети можно оглохнуть…

Я всегда точно знала, когда он придет, хотя раньше не могла похвастаться особой интуицией. С ним все стало по-другому. С первого дня нашего знакомства внутри родилось нечто похожее на теплый комок, который то взлетал к самому горлу, то ухал вниз с космической скоростью. Отчасти это состояние напоминало дурацкие панические расстройства, но в нем было больше возбуждения, чем страха. Андрей приходил и долго стоял за «дверью», а потом резко открывал ее, замирая на пороге… Я с восторгом бросалась к нему, чтобы повиснуть на шее, шепча на ухо ничего не значащие новости горячими влажными губами… На самом деле нам не было никакого дела до новостей. Мы оба несли чушь, перебивая друг друга, забывая, с чего начали, мы путались, смеялись, а потом замолкали. И тогда приходило ощущение неизбежной потери, и теплый комок, холодея, превращался в камень. Мне нужно было совсем немного — просыпаться с человеком, которого я выбрала.