Том Роб Смит - Колыма

— Ладно.

Первой на кухню пришла Елена. Сорочка у нее была застегнута криво, и она молча села на свое место. Лев улыбнулся девочке. Она же отреагировала на его улыбку так, словно увидела в ней нечто совершенно незнакомое и угрожающее. И не улыбнулась в ответ. Он услышал шаги Зои, которые замерли в коридоре. Она чего-то ждала, не заходя на кухню.

Наконец Зоя перешагнула порог и сразу же взглянула Льву прямо в лицо. Потом перевела взгляд на Раису, которая помешивала овсянку, и остановила его на сестре, которая уже ела кашу. Она поняла, что он тоже никому ничего не сказал. Нож остался их тайной. И испачканные простыни тоже. Они стали соучастниками, вынужденными сосуществовать в этой фальшивой семье. Зоя была не готова разрушить ее. Елену она любила сильнее, чем ненавидела его.

Настороженно, словно бездомная бродячая кошка, она направилась к своему месту. К каше она не притронулась. Льву тоже кусок не лез в горло, и он лишь бездумно крутил ложкой в тарелке, боясь поднять голову. Раиса явно была не в восторге от их поведения.

— Что, никто не хочет есть?

Лев ждал, что ответит Зоя. Та промолчала. Тогда он принялся за еду. Едва он взялся за ложку, как Зоя встала из-за стола и отнесла нетронутую тарелку в раковину.

— Мне нездоровится.

Раиса подошла к ней и приложила ладонь ко лбу, пробуя температуру.

— А в школу пойдешь?

— Да.

Девочки вышли из-за стола. Раиса придвинулась ко Льву:

— Что с тобой сегодня такое?

Лев был уверен, что стоит ему открыть рот, и он расплачется. Поэтому он промолчал, стиснув под столом руки.

Покачав головой, Раиса вышла, чтобы помочь девочкам. У двери воцарилась прощальная суматоха, затем отворилась дверь. Раиса вернулась на кухню, держа в руках коричневый пакет, перевязанный бечевкой. Положив его на стол, она вышла. Входная дверь с грохотом захлопнулась.

Еще несколько минут Лев просидел не двигаясь. Потом медленно потянулся за толстым пакетом и придвинул его к себе. Они жили в ведомственном доме, и обычно жильцы забирали письма на входе — это же оставили прямо у дверей. Бандероль имела сантиметров тридцать в длину, двадцать в ширину и десять в высоту. На ней не было ни имени, ни адреса, лишь распятие, нарисованное от руки. Разорвав коричневую оберточную бумагу, он увидел коробку, на крышке которой красовалась надпись: «НЕ ДЛЯ ПЕЧАТИ».

Тот же день

В вагоне метро было немноголюдно, но Елена все равно взяла Раису за руку и крепко сжала ее, словно боясь потеряться. Обе девочки вели себя на удивление тихо и немногословно. Поведение Льва сегодня утром явно сбило их с толку. Раиса никак не могла понять, что на него нашло. Обычно столь внимательный к девочкам, сегодня он, похоже, едва не допустил того, чтобы они вышли к завтраку, сели за стол и увидели, как он ломает голову над словом «пытка». Когда же она попросила его убрать листок бумаги с глаз долой, давая ему понять, что он должен взять себя в руки, Лев повиновался, вернувшись на кухню в том же самом же самом неприглядном виде, глядя на девочек и не говоря ни слова. Налитые кровью глаза и выражение загнанного, смертельно усталого зверя: вот уже много лет она не видела его таким, с тех самых пор, как он возвращался домой после ночных дежурств, измотанный до предела и не имеющий сил заснуть. Он садился в углу, в полной темноте, и молчал, мысленно вновь и вновь прокручивая события прошедшей ночи. Тогда он ни разу не заговаривал о своей работе, но она все равно знала, чем он занимается — арестовывает невинных людей, — и втайне презирала за это.

Но это осталось в прошлом. Лев изменился, в чем она была уверена. Он рисковал жизнью, стремясь порвать с профессией, требовавшей от него арестовывать людей по ночам и силой выбивать из них признания. Аппарат государственной безопасности существовал по-прежнему, переименованный в КГБ, незримо присутствуя в жизни каждого, но Лев больше не принимал участия в проводимых им операциях, отклонив предложение занять в нем высокий пост. Вместо этого он пошел на огромный риск, создав собственный следственный отдел. Каждый вечер он рассказывал ей о том, как прошел его день, отчасти потому, что нуждался в ее советах, а отчасти — чтобы показать ей, как сильно его Отдел отличается от КГБ, но главным образом для того, чтобы дать ей понять: между ними нет и не может быть никаких секретов. Но ее одобрения оказалось недостаточно. Глядя, как он обращается с приемными дочерьми, Раиса вдруг подумала, что он ведет себя, словно заколдованный персонаж из детской сказки, и что лишь слова «Я люблю тебя», сказанные обеими девочками, смогут разрушить темные чары прошлого.

Несмотря на крах своих надежд, он ни разу не приревновал Раису к той легкости, какая установилась в ее отношениях с Еленой и Зоей, даже когда Зоя нарочно мучила его, выказывая открытую привязанность к ней и отчужденную холодность — к нему. За прошедшие три года ему неоднократно приходилось сталкиваться с ее грубостью и неприятием, но он ни разу не вышел из себя, покорно снося неприкрытую враждебность с таким видом, словно это было то, чего он действительно заслуживал. Несмотря на такое к себе отношение, он открыто дал понять, что девочки стали его последней надеждой на искупление. Зоя знала об этом и реагировала соответственно. Чем усерднее он добивался ее привязанности, тем сильнее она его ненавидела. Раиса не могла указать ему на противоречие или просто посоветовать умерить свой пыл. Будучи некогда ярым приверженцем коммунизма, он превратился в фанатика своей семьи. Его представление об утопии уменьшилось в масштабах, но, хотя отныне оно включало всего четырех человек, по-прежнему оставалось недостижимым.

Поезд остановился на станции ЦПКиО. Услышав это название впервые из громкоговорителя в поезде, девочки весело захихикали. Оказалось, что Зоя умеет очаровательно улыбаться, что она до сих пор успешно скрывала от посторонних глаз. В этот миг перед глазами Раисы промелькнул образ веселой и жизнерадостной девочки, безвозвратно канувший в прошлое. В следующее мгновение улыбка исчезла. У Раисы защемило сердце. Она тоже страдала. Они со Львом не могли иметь собственных детей, так что удочерение стало ее единственной надеждой на материнство. Тем не менее прятать свои мысли ей удавалось намного лучше, несмотря на то что Лев прошел суровую школу службы в органах. Она приняла тактически правильное решение, стараясь, чтобы девочки не догадывались о том, как сильно она их любит. Она обращалась с ними без особых церемоний или пиетета, сразу заложив фундамент ровных взаимоотношений: школа, одежда, еда, прогулки, домашняя работа. И хотя они стремились достичь своей цели разными путями, она разделяла мечту Льва — мечту создать любящую и счастливую семью.