Том Роб Смит - Колыма

— Не знаю, кто-нибудь вроде него, кого пошлют ему на смену.

— Спускаться незачем, лед и так скоро растает.

— Это случится недели через три, не раньше, и кто знает, кого черт принесет сюда за это время? Поэтому спускайся вниз и столкни его тело в воду. Ты уж постарайся хорошенько.

— Я не умею плавать.

— Он лежит на льду.

— А если лед треснет?

— Тогда ты промочишь ноги. Спускайся, кому говорю! Ни к чему оставлять его на самом виду.

Глядя в воду, хрипло и часто дыша, Тимур слышал, как невольный палач, поскуливая, словно побитый подросток, спускается вниз по крутому обрыву, — его смерть была уже совсем близко.

Сколько он себя помнил, его всегда преследовал страх, что кто-либо из членов его семьи может погибнуть в ГУЛАГе. А вот о себе он почему-то никогда не тревожился. Он был уверен, что в состоянии позаботиться о себе, и всегда, что бы ни случилось, сумеет отыскать дорогу домой.

Наступили последние минуты его жизни. Он думал о своей жене. И сыновьях.

Злясь на то, что им помыкают, с гудящей с похмелья головой, осторожно и неловко скользя по обрывистому откосу, рискуя вывихнуть лодыжку, охранник наконец спустился на дно ущелья. Он осторожно попробовал ногой в тяжелом сапоге ледяной панцирь, проверяя его на прочность. Чтобы равномерно распределить свой вес, он опустился на четвереньки и пополз к телу парня, которого прислали сюда из Москвы. Он потыкал его стволом пистолета. Тот не шевелился.

— Он готов!

Водитель крикнул ему в ответ:

— Обыщи его.

Охранник пошарил в обоих карманах и нашел письмо, немного денег и перочинный нож — словом, ничего интересного.

— У него ничего нет!

— А часы?

Охранник расстегнул ремешок.

— Они сломаны!

— Столкни тело в воду.

Сидя на льду, охранник ногами стал подталкивать тело к реке. Мужик был крупным, но труп его довольно легко заскользил по гладкому льду. Когда он уже лежал на самом краю, охранник вдруг заметил, что глаза его открыты. Они моргнули — этот человек, шпион из Москвы, был еще жив.

— Он жив!

— Это ненадолго. Толкай его в воду. Я замерз.

Охранник увидел, как мужчина моргнул еще раз, прежде чем упал с края уступа в реку. Раздался всплеск. Тело несколько раз перевернулось, прежде чем вода подхватила его и понесла вниз, все дальше в глушь, где больше никто и никогда не увидит его.

По-прежнему сидя на льду, охранник принялся рассматривать часы — дешевые, к тому же разбитые. Толку от них никакого. Но что-то удержало его, когда он уже собрался бросить их в реку. Разбитые или нет, но просто так выбрасывать их не стоит.

Москва

Тот же день

Елена спросила:

— А когда Зоя вернется домой?

Раиса ответила:

— Скоро.

— Когда мы придем из магазина?

— Нет, не так скоро.

— А как скоро?

— Когда вернется Лев, он привезет Зою с собой. Я не могу сказать точно, когда именно это случится, но скоро.

— Обещаешь?

— Лев делает все, что в его силах. Нам просто нужно подождать еще немножко. Ты можешь сделать это для меня?

— Если ты пообещаешь мне, что с Зоей все будет в порядке.

Раисе ничего не оставалось, как согласиться:

— Обещаю.

Елена задавала ей этот вопрос каждый день. И всякий раз казалось, будто она спрашивает об этом в первый раз. Она не столько хотела услышать что-либо новое, сколько вслушивалась в тон ответа, выискивая оттенки. Любой намек на нетерпение или раздражение, малейшее сомнение — и она мгновенно погружалась в депрессию, как случилось тогда, сразу же после похищения Зои. Она отказывалась выходить из комнаты и плакала до тех пор, пока у нее больше не осталось слез. Лев отказался выполнять рекомендации врача, который предложил дать девочке успокоительное, и ночами напролет, час за часом, сидел у ее постели. И только когда Раису выписали из больницы, Елена начала возвращаться к жизни. Ее состояние резко улучшилось в тот день, когда Лев улетел из Москвы, но не потому, что она хотела, чтобы он уехал, — это было первое реальное свидетельство того, что для возвращения Зои предпринимаются активные действия. Девочка легко приняла утверждение, что, когда вернется Лев, он привезет с собой Зою. Елене не нужно было знать, где сейчас ее сестра или чем она занимается: ей было достаточно того, что Зоя вернется домой, и скоро.

У дверей их поджидали родители Льва. Раиса еще не до конца оправилась от ран, поэтому их помощь была очень кстати. Они переехали в обнесенный решеткой министерский жилой комплекс и стали готовить и убирать, внося в их жизнь ощущение домашнего уюта и обыденности. Готовясь уходить, Елена вдруг остановилась.

— Разве ты не можешь пойти с нами? Мы будем идти очень медленно.

Раиса улыбнулась.

— Я пока еще недостаточно хорошо себя чувствую. Дай мне пару дней, и тогда мы будем гулять вместе.

— С Зоей? Можно будет пойти в зоопарк. Зое там очень понравилось. Она старалась не показать этого, но я-то знаю, что понравилось. Это была ее тайна. Я бы хотела, чтобы и Лев пошел с нами. И Анна, и Степан.

— Мы пойдем все вместе.

Елена улыбнулась, когда Раиса закрывала за ней дверь. Это была ее первая улыбка за много дней.

Оставшись одна, Раиса присела на кровать Зои. Она переселилась в комнату девочек. Елена засыпала только тогда, когда она была рядом. В министерском комплексе, как и по всему городу, усилили меры безопасности. Агенты — и вышедшие на пенсию, и действующие — ставили дополнительные замки на двери и решетки на окна. Хотя государство пыталось предотвратить утечку информации, убийств было слишком много, чтобы слухи не начали распространяться. Все, кто когда-либо донес на своих друзей или знакомых, принимали усиленные меры безопасности. Те, кто спекулировал на страхе, теперь боялись сами, как и обещала Фраерша.

Раиса открыла глаза. Она сама не заметила, как задремала. Хотя она лежала лицом к стене и не видела, что происходит у нее за спиной, она была уверена, что в комнате кто-то есть. Повернувшись на спину и приподняв голову, она заметила в дверях силуэт офицера, причем какой-то странный. Раисе показалось, будто она еще спит. Она не испытывала ни удивления, ни страха. Это была их первая встреча, но у нее появилось ощущение, будто они уже давно и хорошо знакомы.

Фраерша сняла фуражку, обнажив коротко стриженую голову. Войдя в комнату, она заметила:

— Ты можешь кричать. Или мы поговорим.

Раиса села на постели.

— Я не стану кричать.

— Я так и думала.

Раиса много раз слышала этот тон: снисходительно-покровительственный, каким мужчина обычно разговаривает с женщиной, но сейчас он весьма странно и непривычно звучал в устах женщины всего-то на пару лет старше ее. Фраерша заметила ее раздражение.