Валерий Губин - Вечное невозвращение

Но леший давно уже был тут, неслышно мелькал за деревьями, махал Коле рукой, и, когда они подходили к указанному месту, там обнаруживалась целая колония опят. Бабушка срезала их и все охала:

— Это ж надо, сколько лет здесь живу, ничего подобного не видела! Столько грибов здесь было только в моем детстве, еще до войны. И как ты их находишь? Я вот все смотрю — ничего вокруг нет.

— А у меня, бабушка, грибной талант.

Но когда бабушка обнаружила у себя в корзине букетик лесных фиалок, то села на пенек и решительно сказала:

— Нет, это все-таки леший! Это он нас водит. Надо домой идти, а то заведет в болото и бросит.

— Может быть, он, наоборот, нам помогает. Видишь, цветов тебе принес.

— Может быть. Только я никогда не слышала о добрых леших. У меня как-то был парень в молодости, долго ухаживал за мной, а я ему отказала. С тех пор он пропал — говорят, ушел в лес и стал там лешим.

Коля посмотрел на Спиридона. Тот стоял в картинной позе, упершись локтем в дерево, и крутил пальцем у виска: мол, спятила твоя бабушка! Но вид у него был смущенный.

— Впрочем, он, скорее всего, в город уехал, тогда многие уезжали в город и уже не возвращались.

Коля каждое утро просыпался с радостным ощущением: лето еще только начинается и столько интересного ожидает его впереди! С лесными друзьями он теперь встречался почти каждый день. Волк возил его даже к водяному — тот в самом деле оказался очень милым человеком, только с виду страшным, еще страшнее, чем Спиридон. Они беседовали с ним о морях и океанах, о разных рыбах, которые в них водятся. Коля недавно прочитал книгу "Загадки моря" и подробно рассказывал о том, что запомнил, а водяной внимательно слушал. Потом он предложил Коле научиться плавать.

— Где же плавать? Здесь, в болоте?

— Тут рядом такой бочажок есть, вода чистая, теплая. Ты не бойся, со мной не пропадешь.

Коля долго не решался, наконец разделся и полез в воду. Сначала вошел по колено, потом по грудь, потом лег на живот, на огромную лапу водяного, а тот, поддерживая его, объяснял, какие движения надо делать руками. Коля быстро научился сам держаться на воде, а потом уже не боялся, разбегался на берегу и прыгал прямо на водяного — тот увертывался, Коля плюхался в воду, поднимая тучи брызг, и оба они радостно хохотали.

Часто он виделся и с царем, и с ним они тоже подолгу беседовали, правда, в основном говорил царь, рассказывая о лесе, его обитателях, о приметах, о том, как не заблудиться, как чувствовать и понимать деревья и траву, о том, что кролики и медведи умеют разговаривать, что в кроличьем языке десять слов, а у медведей только два.

Никак не удавалось ему познакомиться с бабой-ягой, та как будто его избегала, но Коля от этого не очень страдал: бабу-ягу он побаивался и не ждал от нее ничего хорошего.

Одно только тревожило: папа всерьез собирался ехать на море и все чаще говорил об этом с мамой, со стариками. До предполагаемого отъезда было еще далеко, но Коля уже знал, как быстро летит время, когда тебе хорошо и интересно жить. Он и с друзьями делился своей тревогой, но те только руками разводили — чем они могли помочь?

Однажды в субботу, когда отец с матерью приехали из города и они все вместе завтракали в беседке, у калитки остановилась женщина и пронзительно закричала:

— Хозяева! Огурчики малосольные не нужны?

Бабушка пригласила ее войти. Женщина внесла ведро, поставила его в беседке на стол, достала из кармана передника огромный черпак и начала выкладывать огурцы в тарелку.

— Да погодите, погодите! Куда нам столько? ѕ всполошился дед.

— Снедайте, снедайте, будь ласка! — почему-то перешла на украинский женщина. — Бачу, люды вы гарни. Я трошки грошей визьму с вас. Тильки у тяким мисте таки гирки можно вырастыти, а в Евпатории помрэшь, а тяких не найдэшь.

— Причем здесь Евпатория? — спросил отец.

— Да так, к слову. У меня соседка приехала оттуда на днях. Еле ноги унесла, — женщина заговорила опять по-русски.

— А что с ней случилось?

— Холера там. Какая-то особенная. Люди мрут, как мухи.

— Мы ничего не слыхали.

— Так ведь скрывают информацию, — продолжала — чтобы паники не было. На самом деле она не только в Евпатории, но уже по всему Крыму расползается. Не так, чтоб сильно, но случаи везде есть. И скоро на Кавказ перебросится. Сначала в Сочи.

Мама многозначительно поглядела на папу.

— Вы серьезно это говорите, ничего не путаете? — строго спросил папа.

— Да вот вам крест! — Женщина хотела осенить себя знамением, но передумала. — Да что там крест! Чтоб мне никогда на лысую гору… Тьфу, да что там гора? В общем, за что купила, за то и продаю.

Бабушка предложила ей чаю, но та отказалась, почему-то по-польски:

— Дзенькую, панове!

И, выложив с полведра огурцов, взяв деньги, быстро, не прощаясь, пошла к калитке. Выйдя на улицу, она сурово и резко крикнула:

— В общем, детей берегите! Берегите ребенка, говорю, от костлявой руки холеры! Какого голубка загубить хотят! Но пассаран!

— Странная какая женщина, — задумчиво пробормотал папа.

Царь с Грибановым и с Голубикиным, а также примкнувший к ним Спиридон долго хохотали, когда Коля в лицах рассказывал о приходе бабы-яги.

— Ну уморил ты меня, малый! Ну уморил! — Царь рукавом вытирал слезы. — Говоришь, костлявой рукой?

— Яга такая жадная, а тут полведра огурцов не пожалела, это ж надо! — удивлялся Грибанов.

Коля так и не поехал на юг. Но время от этого не остановилось, а помчалось еще быстрее. Только что начавшийся август быстро перевалил за половину и стал приближаться к концу. Пора было ехать в Москву, собираться в школу. Как назло, стояла необыкновенно теплая погода. Утром Коля купался с дедушкой на пруду, причем дед разрешал ему заходить в воду только по пояс, а после обеда брал уроки в бездонно глубокой бочаге у домового. Вместе с волком они носились по полям за жирными зайцами — правда ни одного догнать им не удалось, но волк не унывал:

— Ничего, я еще свое возьму, — говорила машинка в его голове.

Коля с бабушкой часто ходили в лес и с помощью Грибанова приносили полные корзины.

Наконец настал день отъезда. Два дня до него Коля безуспешно искал в лесу друзей, чтобы попрощаться, никого не нашел и сильно обеспокоился. Перед отъездом сели обедать, и вдруг в калитке появилась странная процессия. Впереди шел лесной царь, одетый в офицерский китель со споротыми погонами, и в милицейской фуражке, шел тяжело, переваливаясь; за ним семенил Голубикин, одно ведро он нес в руке, а другое, соломенное, как всегда, возвышалось на его голове, за ним двигался Грибанов с корзиной. Коля бросился к ним навстречу:

— А Спиридон?

— Почему-то не захотел идти, как мы его ни уговаривали. Вот, гостинец тебе передал — орехи.