Линор Горалик - Мартин не плачет

— Крыса, — сказал Лу.

— Тебе приснилась крыса? — сочувственно спросила Ида. Крыс она недолюбливала. Если бы ей приснилась крыса, она бы, возможно, тоже стояла в кровати и орала.

— Нет, — Лу упрямо покачал головой. — Мне не приснилась крыса. В комнате крыса.

— О господи, — сказала Ида.

— Где? — встревоженно спросил Марк. — Ты ее видел?

— Ннннет, — честно ответил Лу. — Я ее слышал. Она скреблась. Жутко. Шшшшкррряб! Шшшшкррряб! Шшшшкррряб! — Лу аж поежился от неприятного воспоминания. — А потом она кашляла, и чихала, и сказала: «Черт!» А потом…

— Крыса сказала: «Черт?» — поинтересовался Марк.

— Да! — уверенно сказал Лу. — То есть… Черт… Не то чтобы крыса сказала «Черт!»… Но она же сказала… То есть.

— Лу, — сказал Марк, — ты твердо уверен, что это была крыса?

— Она скреблась, — твердо сказал Лу. — И чихала. И кашляла. И сказала «Черт!»

— Прекрати ругаться! — устало сказала Ида и взялась пальцами за виски.

— Где она скреблась? — спросил Марк, оглядывая комнату.

— Там! — сказал Джереми и уверенно показал пальцем в сторону большого ящика из-под телевизора, где каждую ночь спал, укрывшись большим зеленым полотенцем с белыми звездами, Мартин.

Вы, наверное, подумали, что Мартин — это кот. Или, на крайний случай, пес. Но вы ошиблись. Мартин был слоном. Правда, он был очень маленьким слоном, — по крайней мере, когда не волновался. Размером так с кошку. И вообще Мартин был совершенно не обычным слоном, — он умел разговаривать, исполнять русские романсы и аккомпанировать себе на шотландской волынке, есть оладьи с джемом, беседовать о панпсихизме, воровать соседские яблоки и влюбляться навеки. Мама и папа Марка, Иды, Джереми и Лу вывели Мартина в своей секретной лаборатории, а потом прислали детям «Федексом», а почему — неизвестно. Но доподлинно известно, что Марк, Ида, Джереми и Лу очень, очень любили Мартина. А Мартин очень любил их. И мысль, что возле коробки, в которой спит Мартин, шастает какая-то скребучая, неприлично выражающаяся крыса Смит-Томпсонам очень, очень не понравилась.

— Прекрасно, — сказала Ида, — замечательно. Теперь у меня есть орущие братья, говорящий слон и чертыхающаяся крыса. Мы можем стать новыми «Джексонс Файв».

— Джереми, подай-ка мне палку для штор, — распорядился Марк. Джереми не без опаски слез с кровати и очень быстро надел тапочки, потому что если крыса кусает тебя в тапочек — это не так страшно, как если бы ей на зубок попалась твоя босая нога. Потом он быстро добежал до окна, а оттуда — до двери, сунул Марку в руки палку для штор и поспешил с ногами запрыгнуть в кресло. Вообще-то Джереми считал себя Совершенно Взрослым Человеком, но в этой ситуации ему вдруг захотелось побыть маленьким.

— А теперь тишина! — скомандовал Марк.

И все замолчали. И тут стало слышно, что кто-то действительно очень громко скребется. Звук получался стрррашный: «Шшшшшкррряб! Шшшшшкррряб! Шшшшшкррряб!» Затем последовал тихий стон, а потом снова: «Шшшшшкррряб! Шшшшшкррряб! Шшшшшкррряб!» Потом раздалось: «Апчххххи! Шшшшшкррряб! Шшшшшкррряб! Апчхххии!» А потом кто-то тоненьким голосом сказал: «Ччччерт!»

Все эти ужасные, неведомые звуки доносились из коробки Мартина. Джереми с перепугу зажал себе рот руками, а Лу, наоборот, стоял на кровати, приоткрыв рот от страха, и смотрел в ту сторону, откуда доносились звуки. Тогда Марк, взяв палку для штор наперевес, на цыпочках пошел к коробке из-под телевизора, а Ида закрыла глаза, чтобы ничего не видеть.

Несколько секунд в комнате раздавалось только: «Шшшшшкррряб! Шшшшшкррряб! Апчхи! Кхе! Кххххе! Шшшшшкррряб! Апчхи!»

А потом Марк сказал:

— Идите сюда, скорее!

На дне коробки из-под телевизора, откинув в сторону зеленое полотенце с белыми звездами, сидел Мартин. У него был ужасно жалкий вид: маленькие глаза слезились, он шмыгал хоботом и поминутно чихал или кашлял.

— Мартин? — испуганно сказал Лу. — Ой, Мартин, ой, миленький, ой, что с тобой?!

— Не знаю, — с тоской сказал Мартин в нос, а вернее — в хобот. — Я не знаю. Апчхи! Апчхи! Кххххе!

А потом Мартин вдруг схватил себя обеими лапами за правое ухо и начал яростно чесаться.

— Шшшшшкррряб! Шшшшшкррряб! Шшшшшкррряб! — раздалось в комнате.

— Врача, — сказала Ида. — Немедленно врача.

— А? — переспросил Лу.

Слово «ал-лер-ги-я» показалось ему длинным и очень опасным, — оно подозрительно походило на слово «аллигатор».

— Ал-лер-ги-я, — сказал доктор Циммербург, доставая из своего чемоданчика шприц и пару ампул. — Это просто аллергия. Ничего страшного.

Лу на всякий случай попятился — шприцов он не любил.

— «Ал-лер-ги-я» — значит, в воздухе есть что-то, от чего Мартину делается плохо, — сказал доктор Циммербург. — Представьте себе, что это как яд в воздухе. Но плохо от него не всем, а только некоторым. Так бывает у очень многих людей. А теперь, значит, выясняется, что и у слонов. По крайней мере, у некоторых. — Тут доктор Зонненградт посмотрел на Мартина с большим уважением. — У кого-то ал-лер-ги-я на кошек, у кого-то — на цветы, у кого-то — на пыль. Уважаемый Мартин, с вами слушалось такое раньше?

Измученный Мартин отрицательно помахал головой, хобот его при этом печально качнулся из стороны в сторону. Доктор вздохнул.

— Я думаю, это ал-лер-ги-я на какие-нибудь цветы, — сказал он. — Значит, продлится с недельку, пока они не отцветут. Сейчас-то я, конечно, сделаю Мартину один укольчик… Но что же мы будем делать потом? Можно, конечно, продолжать, — с сомнением добавил доктор Зонненградт. — Укольчик за укольчиком, укольчик за укольчиком…

Тут бедный Мартин возмущенно взвизгнул и изо всех оставшихся сил недовольно замахал лапами: ему совсем не нравилась идея «укольчика за укольчиком».

— Уважаемый доктор, — вежливо спросил Джереми, — а нельзя ли без укольчиков? Нет ли чего-нибудь, что Мартин мог бы делать вместо укольчиков? Пилюльки? Таблеточки? Припарочки? Свечечки, на самый худой конец?..

— Увы, увы… — печально сказал доктор Циммербург. — Я и сам не люблю укольчиков. Как припрет делать укольчик, так сердце кровью обливается. Но увы. Вот если бы ваш уважаемый слон мог воздухом не дышать…

— Мартин, — спросил Лу, — ты не мог бы воздухом не дышать?

Мартин посмотрел на него с укоризной и тихо, но твердо поинтересовался:

— Я вам что, молибденовый?

— Понял, — сказал доктор Циммербург. — Значит, так. Уважаемый Джереми, вы не могли бы поднять пациента и немного подержать его на руках? Станьте, пожалуйста, вот тут, чтобы не заслонять мне свет… Левее… Нет, чуть-чуть правее… Еще левее… Теперь немножко назад…

Джереми, прижимающий к груди остервенело почесывающегося Мартина, сделал шаг назад, и теннисный мячик, из которого Лу еще вчера вечером пытался сделать водородную бомбу при помощи средства для чистки унитазов, попал ему под ногу. Нога Джереми поехала вперед, а самого Джереми сильно поволокло назад. Пытаясь удержать равновесие, Джереми изо всех сил взмахнул руками…