Линор Горалик - Мартин не плачет

— Нет, — сказал Мартин, — нет, Дина, я Вам не друг. Я Ваш рыцарь и боевой слон. Можно я буду Ваш рыцарь и боевой слон?

— Мне будет очень приятно, — сказала Дина.

— Я умею играть на волынке, как сегодня уже единожды упоминалось, — сказал Мартин. — Это большое дело. Боевой слон, играющий на волынке, наводит на врага невыносимый ужас. Враг бежит.

— Я чувствую себя очень защищенной, — сказала Дина. — Только, миленький Мартин, пожалуйста, не волнуйтесь больше так сильно.

— Так сильно — не буду, — сказал Мартин. — Еще лет двести девяносто, я надеюсь. Плюс-минус один день. Но тогда уже будет совершенно другая история, тогда можно. Но иногда я все-таки буду немножко волноваться, Дина. Чтобы Вы приходили и гладили меня по голове. Не слишком часто, не беспокойтесь. Можно? — спросил Мартин.

— Можно, — сказала Дина.

— Мартин, да не шебуршись ты, ради всего святого, хоть две минуты! — простонал Джереми. Край носка соскользнул и окунулся в чашку со сладким чаем. Джереми взвыл.

— Да уж недолго вам меня терпеть осталось, — хмуро заметил Мартин. — Еще дня два, от силы три. Состояние мое ухудшается час от часу. Сегодня утром я уже не сумел одолеть тост с джемом. Если все пойдет подобным образом, то меня добьет не недуг, но голод. А уж тогда я буду лежать смирно, как хороший зайчик, и все желающие смогут терзать меня и мучить, сколько угодно. Мне же будет все равно. Душа моя перестанет страдать в бренном теле и воспарит к… Словом, воспарит. Уж потерпите, дорогие близкие, чего там.

— Я подозреваю, что доконает тебя не недуг, а мы, — сказал Лу, двумя пальцами откидывая пропитанный чаем длинный шерстяной носок в мусорное ведро и сменяя брата на посту у постели больного. — Если я сейчас ненароком затяну носок слишком туго и кое-кто случайно испустит дух, я, кажется, испытаю сильное облегчение.

— Давай, давай, — Мартин закатил глаза. — Пока ты молод и полон сил, все готовы кататься на тебе верхом и развлекаться глупыми розыгрышами с подменой джема кетчупом. Когда же ты стар и немощен…

— Слушай, — сказал Лу, — с кетчупом все было всего три дня назад.

— Страдания, — обиженно сказал Мартин, — всякого сделают дряхлым не по годам.

— Кажется, получилось, — с облегчением вздохнул Лу, отступив на пару шагов назад и придирчиво оглядывая компресс на шее Мартина: под длинным шерстяным носком, играющим роль шарфа, находилась вата, пропитанная водкой. От Мартина шел хороший рабочий дух.

— Я задыхаюсь, — укоризненно сказал Мартин.

Лу подошел к слону и подсунул палец под повязку. Палец проходил свободно.

— Ты бессовестный симулянт, — сказал Лу.

— Я подозреваю, что он вообще не болеет, — недоверчиво сказал Джереми, — он просто хотел завладеть приставкой.

— Я попрошу, — нервно сказал Мартин и покрепче сжал пульт от игровой приставки в передних лапах. — Не надо меня демонизировать.

— Лу, тебе пора делать уроки, — вздохнул Джереми. — Мартин, ради бога, не зови нас хоть десять минут.

— Разве что я буду совсем при смерти, — мученически вздохнул Мартин. — Правда, я могу пропустить момент, после которого будет уже поздно. Но, по крайней мере, я буду знать, что не потревожил тех, кто…

— Мартин! — хором взвыли Лу и Джереми, ретируясь из собственной комнаты, на время болезни Мартина превращенной в лазарет. Подождав, пока их шаги удалятся, Мартин быстро вылез из-под одеяла и по маленькой лесенке добрался до самого верха книжной полки. Надо сказать, что видеоприставка за два дня болезни успела порядочно ему надоесть, и он предпочел бы хорошую книгу. Но признаться в этом означало бы уступить приставку остальным обитателям Дома С Одной Колонной, а Мартин намеревался на правах больного безраздельно владеть ей еще хотя бы денек-другой.

Когда-то очень давно Мартина звали не Мартином, а «Пробиркой Семь», потому что на самом деле он был создан в далекой индийской лаборатории, занимающейся проблемами клонирования. В этой лаборатории работали мама и папа обитателей Дома С Одной Колонной, и эти самые обитатели видели своих маму и папу не слишком-то часто. Но все равно они были самой настоящей семьей, очень хорошей семьей — Ида, Марк, Джереми и Лу. Марк был самым старшим — ему было двадцать пять лет, и он работал оформителем витрин в одном огромном магазине. Но главой семьи, если честно, все-таки была его сестра Ида — она работала учительницей, была девушкой ответственной и следила за тем, чтобы братья вели себя «как приличные люди». Ну, а Джереми и Лу были самыми маленькими — Джереми было всего шесть, а Лу — восемь, но они оба учились во втором классе. Да и вообще Джереми был взрослым не по годам, и иногда окружающим очень хотелось, чтобы он хоть некоторое время вел себя просто как маленький мальчик, а не как юный математический гений, состоящий в переписке с двумя профессорами из Оксфорда и одним доцентом из Казанского государственного университета. Его книги стояли вместе с книгами Иды и Марка на самых верхних полках, в то время как на нижних располагалась «всякая детская белиберда», как ее презрительно называл Джереми. Мартин поднялся на цыпочки — он был совсем маленьким слоном, размером примерно с кошку, если не начинал волноваться, — и попытался дотянуться до шестого тома собрания сочинений Льва Толстого. Книга, зажатая третьим и одиннадцатым томами, не поддавалась, да и носок, повязанный вокруг шеи Мартина, несколько ограничивал свободу движений. Тогда Мартин подложил себе под ноги пару других книжек, с усилием выдвинул желанный том — и прямо за ним увидел большие круглые глаза. От неожиданности и ужаса Мартин закачался, лесенка вылетела у него из под ног и он повис, держась за верхнюю полку.

— Куку, — печально сказали Глаза.

Мартин рухнул вниз.

Когда Мартин начинал нервничать, он серьезно прибавлял в размерах. Честно говоря, он мог дорасти до самого настоящего слона, — это выяснилось, когда Мартин только появился в Доме С Одной Колонной и впервые встретился с маленькой девочкой Диной, подружкой Джереми и Лу. Дина завладела сердцем Мартина, он нервничал и переживал, и несколько дней только и делал, что рос, рос и рос. В конце концов он сделал Дине предложение стать его женой, но Дина отказалась. Тогда Мартин стал ее верным рыцарем — и продолжал быть им до сих пор. Грохнувшись на пол с верхней полки, Мартин в первую очередь подумал: «Какое счастье, что меня не видит Дина!» В самом деле, предстать в таком виде перед дамой своего сердца было бы несколько унизительно. Во вторую очередь Мартин подумал: «Я, кажется, увеличился раза этак в два». И только в третью очередь Мартин, наконец, подумал: «Матерь божия! ЧТО ЭТО БЫЛО???»