Карл-Йоганн Вальгрен - Водяной

На кровати лежала дюжина видеобоксов [23] Видеобокс — популярный в 80-е годы примитивный видеоплеер (без функции записи). с наклейками видеопрокатной фирмы в Хальмстаде. Странно, но я почувствовала что-то вроде облегчения. Табак и украденные видеомагнитофоны. Я ожидала худшего.

Хоть одна хорошая новость — завхозу стало лучше. Так сказал Л-Г на физике. Он вышел из комы и оставлен в больнице для наблюдения. Повреждены шейные позвонки, так что несколько месяцев ему придется носить ортопедический воротник. Но врачи уверяют — прогноз хороший. По-моему, всем стало легче, ребята ходили и беспричинно улыбались друг другу.

Герарда все же взяли, и для меня это было не менее радостной новостью. Говорят, его нашли на пустующей даче, принадлежащей каким-то знакомым родителей Педера, и решили принять самые суровые меры — после Рождества отправить его в интернат для малолетних преступников. Тюрьма ему не грозила — несовершеннолетний. Из школы и его, и его шестерок исключили. Педера с Улой, кажется, временно, но все равно — огромное облегчение. У меня уже не было сил все время чего-то бояться.

Может быть, Джессика и права — теперь полицейские размотают весь клубок. Нам, ученикам, никто ничего не сообщал, но ходили самые разные слухи: кто говорил, что они взламывали виллы на побережье, другие утверждали, что Герард со своими подручными поджег молодежный клуб в городе. В общем, никто ничего толком не знал.

Теперь, когда все отшатнулись от Герарда, стали замечать и меня. В четверг после физкультуры мне ни с того ни с сего помахала Джессика. Она, как всегда, стояла перед зеркалом в раздевалке и поправляла прическу.

— Придешь послезавтра?

— Куда?

— Ты разве не получила приглашение на Хеллоуин?

Похоже, она говорила искренне. Или, кто ее знает, притворялась, но здорово.

— Я думала, кто-то спутал шкаф.

— О чем ты? Это же последняя наша осень в школе. Осталось одно полугодие, а потом разойдемся кто куда. Надо держаться вместе. Это важно, тем более без Герарда и его банды. Завхоз ведь мог умереть!

Она достала из сумки спрей, встряхнула и нажала на кнопку. Над головой задержалось маленькое туманное облачко.

— Будет очень весело, обещаю. Мы целый месяц готовились. Даже маскарадные костюмы будут. Как в Штатах. Сестра Ловисы там была по обмену, приехала в полном восторге.

— А Томми будет?

— Вообще-то ее мать сказала, что не должно быть слишком много народу, но думаю, можно кое-кого пригласить и из параллельного класса. Кроме отъявленных лопухов, само собой.

Она придирчиво осмотрела себя в зеркале, достала из кармана джинсов бесцветную помаду и намазала губы. Для нее быть девушкой — это профессия.

— Хочешь? — Она протянула мне помаду. — В это время года губы пересыхают — просто ужас.

Я взяла маленький тюбик, провела пару раз по губам и вернула. Все девчонки в классе так делали. Своего рода знак дружбы и принадлежности к одной касте. Будто потерла губы стеариновой свечой.

— Выгляжу просто жутко, — пожаловалась Джессика, упершись в зеркало чуть не носом. — Не понимаю, что за напасть. Я же даже не курю. И шоколад перестала есть. Угри еще хуже рака. Так ты придешь?

— Если Томми будет.

— Я должна спросить Ловису. Мы с ней все решаем вместе.

Она сунула помаду — почему-то в лифчик. У меня появилось чувство, что меня подкупают.

На следующий день рано утром позвонил Томми:

— Сегодня на ферме никого не будет.

— Откуда ты знаешь?

— Я там был вчера вечером. У них протекает цистерна с аммиаком, сказали, есть опасность газообразования. Попозже придут из коммунального управления. Посмотрят и решат, что делать. А работникам дали выходной.

Он дышал, будто пробежал стометровку.

— Еще что-то случилось?

— Да… Улуфа выписывают. Братан говорил с ним по телефону, когда Йенс ушел. В подвал спустился, чтобы никто не слышал. А я встал за дверью… в общем, я не все понял, но, по-моему, они собираются опять его куда-то перевозить.

— Куда?

— Откуда я знаю? Они мне разве расскажут? Боятся, что его найдут… и пойдут вопросы. Уже слишком много народу знает о его существовании. И его перевезут, и сигареты. Думаю, это наш с тобой единственный шанс.

— Значит, он еще жив?

— Похоже, да… но времени совсем мало. Позвони в школу, скажи, что заболела. И сразу приходи.

Я спустилась в кухню. Прислушалась, как братик возится в теперь уже нашей общей комнате, как мать храпит в спальне. По местному радио передавали новости. Об утечке аммиака на норковой ферме — ни слова. Значит, опасности для жизни все же нет.

Томми сидел за рулем их ржавого пикапа и махал мне рукой. Обычно пикап стоял с ключами в замке — на тот случай, если кому-то понадобится что-то довезти из гавани в деревню или наоборот.

— Йенс и братан вышли в море, — сказал он, не успела я забраться на сиденье. — Почему бы не воспользоваться этим драндулетом? Если они и собираются его перевозить, то не раньше вечера. Похоже, нам повезло.

— А если еще кто-то нас увидит?

— Там никого нет. А коммунальщики все равно должны дождаться Йенса — у него ключи от зверофермы. Они туда без него не попадут.

Я посмотрела на море — у самого горизонта маячил рыбацкий баркас. Он шел на запад.

— И что мы будем делать?

— То, что собирались, что же еще…

В зеркало заднего вида я разглядела в кузове резиновую лодку и носилки, такие раздавали бойцам гражданской обороны. Над нами нарезали круги чайки. В кабине было очень душно, я открыла окно и даже не услышала, а увидела, что они непрерывно кричат, открывают клювы, но из-за ветра ничего не слышно, как в немом кино. Вдруг мне показалось, что чайки парят неподвижно, а кружится все небо. И море, похожее на чашу с расплавленным оловом, тоже не стояло на месте. Оно раскачивалось и трепетало, уплывая к горизонту, как гигантская сверкающая медуза…

Интересно, как выглядит наш мир, если посмотреть на него глазами водяного? Звуки, например, наверняка кажутся ему очень громкими, странное эхо отражается от стен и предметов. Звуковые волны распространяются быстрее, чем в воде, зато не так далеко. В море, если опустить голову в воду, можно за несколько километров различить тарахтение лодочного мотора или пронзительный писк эхолотов, но звуки как бы смягчены, не режут уши. И свет в море преломляется по-другому, там больше зеленого, голубого и черного, а на большой глубине все цвета вообще исчезают. Более светлые тона, как, например, белый, желтый и оранжевый, можно встретить только у самой поверхности.

А может, он этого и не знает? Может, он живет ночной жизнью, и, скорее всего, на сравнительно небольшой глубине? Или какие-то неведомые течения занесли его к нашему берегу из совсем других морей? Легко представить…