Константин Шеметов - Ослик Иисуса Христа

Анемоны – прекрасный материал для исследования антропологии выживания. Вряд ли они видели, как умирают динозавры, но тем интереснее их генезис. Подобно русским после коммунистического переворота в 1917-м, анемоны развивались преимущественно автономно, мало что зная о жизни на поверхности океана (да ничего не зная!), и тем не менее выживали.

Издательство с интересом следило за русскими «анемонами» и охотно публиковало любых мало-мальски интересных писателей из РФ и её сателлитов. Население этих стран если и не бедствовало материально, то уж точно подвергалось нравственному насилию. Людей откровенно обманывали, а за малейший протест отправляли в Сибирь.

Начитавшись про эту Сибирь (от декабристов до современных гомосексуалистов, отсылаемых туда же), Софи дополнила тему личным опытом дурдома (дурдом на Мосфильмовской) и спустя год закончила второй роман. Он вышел в тех же «Анемонах» под названием «Siberia For Ever» («Сибирь навсегда») и принёс известность теперь не только Софи, но и Клоду Вулдриджу.

«Клод Вулдридж – издатель и борец», – писала «Гардиан». Как и ожидалось, после освобождения Лобачёвой Вулдридж немедленно назначил её главным редактором и, прямо скажем, не прогадал. Наташа придала новый импульс не только «Анемонам», но и самому Клоду Вулдриджу. Не прошло и месяца – он влюбился в неё, да так, что крышу снесло. «Крышу снесло, – признался Клод Ослику, – как быть?» – «Любить, – ответил Ослик, – а там, глядишь, что и получится».

Что получится, он не знал и, похоже, не хотел знать. В ушах стоял звук метлы. Дворники мели улицу. Опавшие листья взлетали над тротуаром и, покружив секунду-другую, опускались назад. «Роль искусства – дополнять природу» – если верить Нотомб (Амели Нотомб, «Синяя борода»). Вот оно и дополняло. В связи с «листьями» у Ослика возникал образ: в Гильбертовом пространстве кружились миллиарды вибрирующих частиц. Частицы аккумулировали в себе опыт поколений и с дуновением ветра высвобождали его в виде энергии чувств, расчета и осязаемого поля. Дворник работал не покладая рук. Метла то взметалась, то опускалась вновь. В целом же образ напоминал импрессионистскую живопись. Искусство и впрямь дополняло природу.

Вероятно, этот образ и был прототипом первого полевого гаджета. Его фантазийная модель. Наивный, но вполне удавшийся опыт репликации цели в техническое задание. Задание едва ли под силу тогдашнему Генри, тем не менее положившее начало новому этапу его исследований, да и жизни в целом.

Вместе с тем Генри всё больше погружался в придуманную им же метафору с библейским осликом. Нравственная связь между этим осликом и Иисусом Христом озадачивала профессора. Казалось, и его фамилия, и он сам, и библейские персонажи как нельзя лучше отражали суть противостояния современности: рефлекторная слабость против осознанного насилия. Генри и смеялся, и, образно говоря, плакал.

«Почему бы и вправду, – размышлял учёный, – Иисусу Христу не пройтись пешком (в гости к Пилату)? А если уж и унизил животное, то почему бы не раскаяться? Признать ошибку никогда не поздно». Но здесь же и загвоздка: хитрецы не признают ошибок, а целью акции, судя по всему, было придать себе как можно более жалкий вид («добровольная нищета»). Немыслимо (Генри углублялся в метафору) – не здесь ли заключены истоки будущего коммунизма: сыграть на публику и унизить «дщерь»?

(Довольно расплывчатые и весьма невнятные размышления, но умный поймёт. Умный поймёт – хитрец заработает. Ослик давно уже понял, что невнятные мысли – прекрасный повод для спекуляций. Взять ту же Библию – торгуй, сколько хочешь. В отличие от Христа, однако, Ослик был обыкновенным осликом и уж конечно не мнил себя вождём пролетариата. Иными словами, о заработке не могло быть речи.)

Тут-то к нему и пришла мысль о романе: а не сочинить ли увлекательный роман? Не такой, конечно, увлекательный, как, к примеру, пророчество Захарии («Ликуй от радости, дщерь Сиона…» и т. д., Зах. 9:9), зато в меру честный. «Ослик Иисуса Христа», скажем. Постмодернистский роман о проблемах современности. Роман – и вымысел, и нет одновременно. Роман – сомнение, смех и боль. Роман – удовольствие, наконец.

Удовольствие? Вряд ли труд писателя можно считать удовольствием. Но пусть бы и так – мысль о романе как пришла, так и ушла. Вскоре Ослик и думать забыл о романе, переключившись на реальность.

Реальность же была такова: Лобачёва и Вулдридж планировали брак, Собака Софи планировала карьеру, Ослик планировал новую поездку в РФ. На этот раз поездка обещала быть привлекательной вдвойне: он рассчитывал и страху набраться (обычная его цель), и кое с кем повстречаться. Во-первых, с Додж (как ни крути, они притягивались друг к другу), а во-вторых, с «Виртуальным клоном» (ВК, в то время – одна из передовых IT-компаний на российском рынке).

Хотя, едва ли ВК делились с господами, приближёнными к Кремлю. Их капитал уже давно был рассредоточен по миру (преимущественно в оффшорах), а офис в Москве и недвижимость числились за героями блокбастеров из Голливуда. «Клон» торговал потерянной любовью (как правило к своей стране), воссоздавая виртуальные образы на заказ, и имел неплохую прибыль.

Идейный вдохновитель ВК – Джони Фарагут (писатель, изгой и «экстремист») давно сидел в тюрьме, дожидался перевода в Архангельск, и готовил побег. Компанией управлял некто Дмитрий Захаров («перспективный айтишник» – по мнению «Форбс», и «Митя Захаров, приёмщик брака» – по версии самого Джони, см. «The Shop of the Lost Love», 2019, Osprey Publishing Ltd). Продвижением «Клона» занималась Тайка Нефёдова (в прошлом пиар-менеджер информационного агентства «Римус»), а собственно технической стороной (инженерные решения, ноу-хау) – небезызвестная Вика Россохина. Некогда продавщица в магазине компьютерной техники и последняя Джонина любовь («Vi» – как он называл её).

Именно с Vi и связался Ослик, загуглив «Виртуальный клон» в Интернете. Сам напросился, можно сказать. Вика была не подарок – весьма насторожённая (ни дать ни взять – испуганный крокодил), она с неделю проверяла Осликовы данные (псих, политзаключённый, эмигрант, агент SIS), но всё ж таки согласилась на встречу.

Как позже заметит Ослик, «Россохина учуяла выгоду». Он намеревался предложить «Клону» свои идеи, не требуя ни прав, ни денег («ни забвения», смеялась Софи, давно раскусившая русских пройдох). Оставалось ждать. Офис «Виртуального клона» располагался на Мясницкой в «Доме трёх композиторов» (Лист, Чайковский, Дебюсси) – прямо под крышей. «Планетарий», оборудованный Джони Фарагутом для опытов с галактиками ещё до бегства из страны в начале десятых.

Эльвира Додж к тому времени практически переселилась в квартиру Ослика на Солянке. «Что толку, – написала она как-то Генри, – квартира пустует весь год, здесь хорошо, и в любом случае за домом требуется уход». Уход так уход – Ослик не возражал.