Александр Ольбик - Ящик Пандоры

Кефал наконец нажал на кнопку выключателя, и светильник погас. Затем скинул с себя кучу тряпок и сел на кровати. Его спущенные ноги напоминали две тонкие окорененные ольшины, а пальцы с ороговевшими ногтями-когтями выдавали в нем мифического Пана… Попив из кружки холодного кофе и утерев ладонью свою седую бороду, он снова уставился в угол, и Дарий едва не упал со стула, когда увидел, как Кефал молится на его картину… «Отче наш, да святится имя Твое, да придет царствие Твое…»

– Скоро будет выставка, советую эту боготворную вещь выставить, но, боюсь, серость ее не оценит. Сейчас я тебе скажу, что ты должен сделать после моего ухода.

Дарий вопросительно взглянул на Кефала.

– Во-первых, я стар, как вон та за окном кривая сосна, вовторых, в моем брюхе живет членистоногое животное по имени рак… Не перебивай и слушай. Сам понимаешь, что с таким сочетанием диагнозов долго не живут. Так вот… Заткнись, говорю… Так вот, когда меня закопают, поскольку я не хочу быть сожженным, и надеюсь, что когда-нибудь найдут мои кости… как кости мамонта и вдруг по ним воссоздадут заново… Тьфу ты, каналья, не о том говорю… Словом, когда меня не будет, все мои картины, которые в основном находятся в рижской квартире, привезешь сюда и на самом берегу сложишь из них костер. Сначала я думал своим духовником сделать Манефу, но теперь вижу, что для этой роли подходишь только ты, ибо кроме тебя ни у кого не будет разрываться сердце, и не закипит в жилах кровь, когда огонь охватит труд всей моей жизни… А ты все поймешь, ибо ты превзошел меня и всех, кого я знаю…

– Может, я раньше тебя отброшу копыта, поэтому давай не будем…

– Вполне возможно, но, по теории вероятности, все же первым буду я. Поэтому на днях я приглашу нотариуса и все оформлю как полагается и с таким условием, чтобы у тебя был свободный доступ ко всему, что я создал… И полное распоряжение им…

Дарий пережевывал сказанное Кефалом. Вроде бы, для приличия его надо бы успокоить, сказать что-нибудь обнадеживающее… Впрочем, такой ход он тут же отверг, зная, что динозавр ни в каких поблажках и утешениях не нуждается. Спросил Дарий о другом.

– А что будет с собакой, ну, если вдруг…

– Да не мямли ты! Не если вдруг, а произойдет непременно, вопрос лишь в нескольких неделях. Таксу возьми себе или отвези ветеринару, не хочу, чтобы она без меня тут бедствовала. В серванте можешь взять упаковку с виагрой, она мне больше ни к чему…

Но Дарий наотрез оказался быть палачом его картин. И посоветовал, чтобы Кефал обратился к своей бывшей жене или Манефе, которую Дарий никогда не видел…

– Моя бывшая жена ждет не дождется, когда я подохну. И я ее понимаю, ведь когда она тяжело заболела, я ее бросил… Она умоляла, чтобы я не уходил, а я наплевал и ушел… И не жалею, рабом никогда не был и ни одну из причин для этого не приемлю… Все, иди, я устал… Не забудь насыпать щенку сухого корма…

И когда Дарий, насыпав в желтую пластмассовую чашку сухого корма, со своими картинами выходил из домика, услышал последние слова Кефала: «Не вздумай делать копию, это должно быть в единственном экземпляре…» «Можно на меня навести все пушки и ружья мира, я все равно такого повтора не осилю. Никогда! Ни при какой погоде, ибо такое случается только раз на сто миллиардов случаев…» – Сказал это себе и устыдился: слишком много самонадеянности и тщеславия прозвучало в этих безответственных словах. Дарий был неорганизован, пассивен, но иногда в его голове наступало просветление, отдаленно напоминающее здравомыслие…

Спускаясь на дорогу, чтобы попасть на автобусную остановку, он думал о Кефале. Познакомился он с ним в те времена, когда о художниках пеклось государство, – в Доме творчества художников. Лет двадцать назад. Кефал только что вышел из-под следствия: его по «стуку» какого-то чистоплюя хотели привлечь к суду за хранение и распространение порнографии. Какой-то эротический журнал да колода карт с голыми бабами – вот и вся порнография. Но с тех пор его популярность среди богемы поднялась на приличествующую высоту, а сам Кефал, ни на йоту не испугавшись преследователей, продолжал купаться в эротической повседневности, и однажды он пригласил Дария для дубль-секса. Какая-то студента из мединститута, довольно красивая, причем той красотой, которая явно указывает на развращенность и безотказность. Все происходило в номере Кефала, где было два душа, два туалета и два биде. Когда Дарий вошел в номер, Кефал сидел за мольбертом, вымусоливая какой-то сюр, студентка плескалась в душе, в помещении пахло сигарами, кофе и французскими духами «Коломбо». А когда будущий медработник вышла из душа, Кефал, указав на нее кисточкой, произнес: «Я сейчас закончу, а вы пока можете посмотреть журналы и поласкаться». Журналы лежали на тумбочке возле кровати, и Дарий, взяв их, вышел в другую комнату. Там и состоялось знакомство. Девушка, которую, кажись, звали Азалией, сама стала листать журнал и комментировать увиденное: «Эта фифа явно с силиконовой попой, а у этой брюнетки искусственные губы… Для минета самое то… Посмотри, какие у негритоски соски…» Но на картинках были не только женские особи в одеяниях Евы, там были и представители жеребячьего пола с массивными, необыкновенной величины Артефактами, смазливыми, симметричными физиономиями, по которым никогда не догадаешься, кого их обладатели больше предпочитают – Адама или Еву… Все в мире перемешано с голубизной. Однако картинки и комментарии не могли пройти мимо нервных окончаний Артефакта, и Дарий, взяв Азалию на руки, отнес на диван и распахнул халатик. Лобок был побрит, слева от него, на панбархатной шелковистости живота, графически четко темнела наколка в виде распустившегося лотоса… И когда Артефакт уже готов был войти в норку, девицу вдруг охватил приступ лихорадки. Она, словно припадочная лошадь забилась в судорогах, и Дарий хотел было уже отказаться от завоевания медслужбы, когда услышал: «Я уже, но ты, пожалуйста, продолжай».

Разумеется, экспромт с Азалией никакого для него открытия не сделал, не считая эпизода, когда к ним подошел Кефал и, не церемонясь, всунул свой Артефакт Азалии в ее накрашенную и очень аппетитную каверну. Дария замутило, и он даже отвернулся, однако, продолжал интенсивные поступательно-возвратные движения. Девица опять затряслась, застонала, но так, как может стонать человек с кляпом во рту. Вскоре к ней присоединился рык Кефала, и Дарий, сорвавшись с бархатистого тела, побежал в душ… И там его вырвало. А вырвало потому, что он представил, как жидкость, исходящая из Кефала, вливается в розовую гортань медицины… Это же какой риск для жизни! Обвинят еще в соучастии…

Подобные воспоминания не могли остаться без последствий. Ассоциации – великое завоевание человеческого мышления. Сначала они возникают в виде сухой ветки, но постепенно обрастают ответвлениями, начинают зеленеть, еще больше распускаться, пока не дойдут до полного созревания. Однако в голове Дария такая ассоциация, подогреваемая недремлющим чувством ревности, возникла мгновенно, и когда автобус остановился возле станции Майори, он сошел и направился на работу к Пандоре. Для осуществления внезапного контрольно-инспекционного визита. Как и в прошлый раз, он прошел в глубь двора, миновал железную конструкцию с поблекшим названием фирмы и вышел на площадку, на которой в предыдущий его приход загорала Пандора. Но ее там не оказалось, а дверь, ведущая на производственный участок, была закрыта, таинственно поблескивая небольшим, зарешеченным оконцем. Он тихонько потянул ручку на себя, но дверь не поддалась. В замочной скважине он обнаружил торчащую головку ключа, что свидетельствовало о наличии в помещении живого духа. Не считая, разумеется, мышиного или крысиного племени. Ему стало не по себе, и даже где-то в районе Артефакта словно жиганули крапивой. «Оставайтесь с нами», – красной строкой прошла в сознании телевизионная банальность. А между тем за дверью кто-то притушил свет, что ввело Дария сначала в оцепенение, а затем в неописуемую ярость. Ему даже показалось, что он различил в сумраке мужскую фигуру, выбегающую из глубины помещения и на ходу застегивающую молнию… О, что это было за видение! Ярость создала Робеспьера, и она же придумала гильотину. В ход пошли каблуки, кулаки, и дверь готова была разлететься в щепки, когда к ней подошла Пандора и открыла замок.