Ладислав Баллек - Помощник. Книга о Паланке

Во время подобных баталий своего приказчика Речан только стоял, крепко сжимая сумку с деньгами, и в торг не вмешивался. Его роль состояла в том, что он держался с подобающей важностью и солидностью; он понимал, что Воленту для чего-то нужно, чтобы рядом с ним был он, Речан, степенный и серьезный, неторопливый и деликатный, как будто это его еще больше подстегивало и одновременно защищало и уравновешивало.

Ланчарич помог своему мастеру и в те нелегкие дни и недели непосредственно после войны, в те четверги и субботы, когда в мясных лавках и магазинах творилось бог знает что. Недостаток продовольствия, и особенно мяса, трудности снабжения — все это приумножило наплыв переселенцев, в городе появлялись все новые люди из деревень, горных районов, большей частью потерявшие в войну все имущество и даже крышу над головой, возвращались и репатриированные жители города, приезжали словаки из-за границы.

Жизнь в Паланке в эту весну, лето и даже осень была тяжелая, суровая, какая-то обнаженная, без оттенков, которых, казалось, никто из переживших войну долго не был в состоянии замечать и наблюдать ни в людях, ни в вещах. Многим казалось, что все живые — на один манер, какие-то серые люди, неотличимые друг от друга даже внешне. Замечали только самые глубокие различия — так вот и этак все разделяются, так не похожи друг на друга, но поскольку многие утратили свою внутреннюю способность, силу и желание улавливать более тонкие нюансы, они ставили друг другу в вину отупляющую посредственность.

Паланчане на самом деле еще долго не могли стать предупредительными и чуткими друг к другу, пружины их лучших человеческих качеств долгие годы были сжаты так сильно, что деформировались и никак не могли расправиться и вернуться в исходное положение. Они принимали в расчет только себя, свою жизнь, все еще не в силах преодолеть пережитых ужасов войны, когда цена чужой жизни, жизни человеческой вообще, понизилась до минимума, повышение же ее происходило медленно, ведь во многих местах еще и сейчас грабили и воровали.

Люди собирались перед лавкой Речана еще до рассвета, за три-четыре часа до открытия. Едва лавка открывалась внутрь, не обращая внимания на собственные ноги, одежду, репутацию и, конечно, совершенно не считаясь с пожилыми людьми и дистрофиками, беременными женщинами и подростками, лишь бы успеть ухватить свои сто граммов на душу. Покупатели, которым приходилось рассчитывать лишь на свой мясной паек по карточкам, то есть те, у которых не было возможности раздобыть мяса из-под полы, считали верным только раннее вставание, напористость и крепкие локти. Иначе их надежда на хороший обед таяла как дым. Для низких и средних слоев вершиной блаженства считался суп из говядины с мозговой костью, жаренная на сале картошка и кусок свиного шницеля по-венски. Если все это по воскресеньям у людей было, тогда они уже позволяли себе поразмышлять, дружелюбно побеседовать, а то и покричать, коль выбирались на послеобеденную прогулку за город или на футбольный матч. (Больше всего паланчане любили ходить на футбол, так как в городе была сильная футбольная команда. Жестокий и мужественный футбол напоминал лютые сражения в годы войны. В те времена в розыгрышах на первенство жупы [15] Жупа — административный округ. не принимал участия кто попало, это уж точно. Паланчане однажды устроили драку и из-за этого кровавого воскресенья вылетели из розыгрыша и потом никогда больше не могли добиться права участия в нем).

Такие утра ужасали Речана, он ни за что не смог бы совладать с этой толпой, ведь даже Воленту не всегда удавалось усмирить ее. Как только мясо подходило к концу, вспыхивали ссоры, мерзкие перебранки, а раза два завязывались драки, ожесточенные, порой комические. Даже солидные с виду люди могли впасть в такую истерику, что унять ее не было никакой возможности. Скандал всегда разражался где-то в гуще толпы: те, кто стоял ближе к прилавку, имели реальную надежду получить мясо, те, что стояли далеко, в чудеса не верили, а самая середина подымала шум; к тому же в такой тесноте и давке, где было не продохнуть, человек просто чувствовал потребность затеять склоку.

Как только призрак мяса начинал таять, у людей подкашивались ноги, они переставали владеть собой и начинали кричать. Они хаяли весь свет, власти, город, мясную лавку, Речана и Волента, а потом набрасывались с превеликим остервенением на стоящих рядом. Начинали поносить друг друга с точки зрения нравственности, материального положения, религиозных, политических и, поскольку Паланк лежал на границе, национальных различий. Последние шли в ход в первую очередь. Потом доходило до потасовок. В лавке Речана люди дрались раза два, за что мясник должен благодарить Волента, который не только умел внушить уважение к себе, но и раздобывал больше всех мяса. Что касается прочих лавок Паланка, там драки затевались куда чаще. А то вспыхнут сразу в двух-трех местах, что усложняло ситуацию не только для мясников, но и для жандармов, которых не хватало на то, чтобы успеть сразу растащить всех дерущихся.

В других городах тоже, конечно, случались подобные баталии, но в Паланке они вспыхивали чаще, так как люди еще плохо знали друг друга и здесь более резко проявлялось наследство прежних режимов, влияние предвоенных и послевоенных событий.

Ожидание перед лавкой было занятием почти исключительно женщин. Им приходилось затемно вскакивать с постели. Неуверенные, охваченные беспокойством и потерявшие веру в себя, они не имели времени общаться даже с мужьями, не то что постоять перед зеркалом, они забыли себе цену и даже не вспоминали о своей прежней привлекательности. Их отягощало слишком много забот, им надо было думать и о детях, над которыми они тряслись, — лишенные всех своих довоенных иллюзий и мечтаний, они все свои надежды возлагали на них.

Драки женщин были дикими, но относительно безвредными, может быть потому, что мужчины смеялись над ними. Женщины верещали, вцеплялись в волосы, наскакивали друг на дружку, пинались, задирали противнице юбку, лупили сумками, зонтами, рвали одежду, царапались, падали на землю, взвизгивали, взывали к божьей справедливости, но, в конце-то концов, их драки не приводили к серьезным травмам, и они возвращались домой разве что в разорванной одежде, со сломанным каблуком, взлохмаченные и с какой-нибудь там ссадиной на щеке или шее.

Жандармы в таких случаях даже и не пытались вникать, кто начал и почему, как это бывало в драках мужских. Они просто разнимали женщин, и точка. Собственно говоря, разнимали два жандарма и Волент, а Речан, забравшись на дубовый чурбан, только упрашивал и усовещивал.

Куда более серьезная заваруха произошла в мясной Нандора Френко. Мясник там поначалу недооценил женщин и сам ввязался в перепалку, и они в результате набросились на него. Повалили на пол и начали орудовать его же собственным ножом около паха. Он перестал сопротивляться, потеряв сознанье, — это его и спасло.