Джумпа Лахири - Низина

Потом она получила водительские права и стала развозить остатки еды из ресторанов по благотворительным столовым для бездомных. На лето находила себе сезонную работу — поливала газоны в детском садике или помогала воспитателям в летних лагерях. А вот обычных девичьих пожеланий у нее совсем не наблюдалось — модные тряпки и наряды ее не интересовали.

Летом в год окончания школы она не поехала с ним, когда Дипа сообщила, что его мать хватил удар. Она честно призналась о желании провести время с друзьями, пока те не разъехались по разным учебным заведениям. Ему, конечно, очень не хотелось расставаться с ней на несколько недель, но он все-таки даже был немного рад не везти ее в Толлиганг.

Субхаш еще не знал, до какой степени мать способна узнавать его. Когда увидел, понял: память ее была какой-то отрывочной: она то считала его Удаяном, то разговаривала так, словно они с Удаяном еще мальчишки, — наказывала не пачкать в грязи обувь, когда бегают в низину, и не играть на улице допоздна.

Мать теперь жила в каком-то другом времени, в своей собственной реальности. Ноги отказали ей, так что отпала необходимость вешать на лестнице цепочку. Мать отныне окончательно и навсегда была привязана к террасе на верхнем этаже дома.

Он понимал: возможно, его уже нет в ее сознании, она, наверное, исключила его из своих мыслей. Он тоже исключил ее из своих, когда женился на Гори, когда годами не общался с ней, когда жил в далеких краях. Хотя в детстве он, помнится, проводил рядом с матерью много часов.

Но теперь расстояние между ними было не только географическим и не только эмоциональным. Оно было непреодолимым. Оно вызвало в Субхаше какую-то запоздалую вспышку чувства ответственности. Теперь, когда это стало уже в общем-то никому не нужно, ему хотелось быть рядом с ней.

В течение трех последующих лет он каждый год ездил в Калькутту зимой, чтобы повидаться с матерью. Посидеть рядом, почитать ей газету, попить с ней чаю. И он все время чувствовал себя отрезанным от нее — как, должно быть, Бела чувствовала себя отрезанной от Гори.

Находясь в Толлиганге, он вел себя опять как в детстве — не ходил дальше мечети на углу. Гулял только по своему кварталу, обязательно останавливаясь перед памятником Удаяну. Остальной город, его бьющая ключом жизнь и суета его больше не интересовали. Для Субхаша он был просто коридором из аэропорта и обратно. Субхаш отрезал себя от остальной Калькутты, ушел от нее — как в свое время Гори ушла от Белы. В сущности, уже очень давно он оставил и отделил от себя этот город.

В его последний приезд мать пришлось отвезти в больницу. Сердце у нее совсем ослабело и требовало кислорода. Он приезжал в больницу рано утром и целыми днями сидел у ее постели, держал за руку. Конец близился, и доктора сказали, что он приехал очень своевременно. Но роковой приступ случился посреди ночи.

Биджоли умерла не в Толлиганге, не в доме, к которому была так сильно привязана. И хотя Субхаш специально приехал из Америки, чтобы быть рядом с ней, его очередной утренний приход в больницу оказался уже не нужен. Она умерла одна, в палате, где лежали чужие ей люди, отказав ему в возможности побыть рядом с ней в эти ее последние на земле минуты.

В качестве колледжа Бела выбрала для себя школу гуманитарных наук на Среднем Западе. Он отвез ее туда сам, и, пока они ехали по просторам Пенсильвании, Огайо и Индианы, время от времени давал ей порулить. Он познакомился с ее будущей соседкой по комнате в общежитии и с ее родителями, после чего сразу уехал. В колледже имелся альтернативный курс обучения, без экзаменов и присвоения степеней. Такой нетрадиционный порядок как раз подходил для Белы. Судя по отметкам в семестрах, она училась хорошо. Основным для себя предметом она избрала окружающую среду, а диплом писала о воздействии пестицидных отходов на местные речные ресурсы.

Но магистратура вопреки его ожиданиям Белу совершенно не интересовала. Она сказала, что не хочет провести всю свою жизнь в стенах университета, занимаясь кабинетными исследованиями. Что из книг и лабораторных занятий она узнала уже достаточно и хочет жить иначе.

Она заявила ему об этом не без доли некоего презрения. По-видимому, так она выразила пренебрежение к тому пути, какой выбрали они с Гори. Ему тут же вспомнился Удаян — он тоже, как и Бела сейчас, холодно отнесся к образованию брата.

Она иногда упоминала о миротворческих силах, когда заводила разговор о том, что хотела бы побывать в разных частях света. А он все думал, появится ли у нее желание съездить в Индию. В свои двадцать один она была достаточно взрослая, чтобы принимать подобные решения. Но после окончания колледжа она уехала, слава богу, не так далеко — в Западный Массачусетс, где ей предложили работу на ферме.

Он сначала думал, что это будут какие-то научные исследования — пробы почвы, исследования урожаев. Но оказалось — просто работа помощника агронома: контроль орошения полей, посевы и жатвы, чистка помещений на ферме, расфасовка овощей для продажи.

Когда она приезжала на выходные домой, Субхаш видел ее огрубелые руки, мозоли на ладонях, грязь под ногтями. От нее пахло землей. Ее шея, спина и лицо были очень загорелые.

Она носила джинсовый комбинезон, тяжелые ботинки и повязку на волосах. Спала в мужской рубашке, а на руках вместо звенящих браслетов красовались кожаные веревочки.

Каждый раз он замечал что-нибудь новое — татуировку на лодыжке, выбеленную прядь волос или колечко в ноздре.

Она теперь разъезжала по всей Америке. Работала в штатах Вашингтон, Аризона, Кентукки, Миссури. В каких-то городишках, в которых, по ее словам, не было даже светофоров. Эти места Субхаш вынужден был искать на карте. Она ездила туда, где нужно было снимать урожай, где нужно было сажать всякие растения, где нужно было ухаживать за пчелиными ульями или растить цыплят или ягнят.

Она говорила ему, что живет недалеко от работы, часто трудится не за зарплату, а просто за еду и кров. Ее зарплата часто шла в общий котел, и она могла по нескольку месяцев жить в какой-нибудь там Монтане в палатке. Она находила себе поденную работу — высаживала орхидеи, разбивала клумбы. Она жила без страховки, без каких бы то ни было видов на будущее. Даже без точного адреса.

Иногда она посылала ему открытку со своим новым адресом или посылочку с увядшей капустой брокколи или грушами, завернутыми в газетную бумагу, высохший красный перчик, тоже во что-нибудь завернутый. И Субхаш все думал: была ли она в Калифорнии, где жила до сих пор Гори, или, наоборот, Калифорнию избегала.

С Гори он вообще не имел никакой связи. Только номер абонентского почтового ящика, на который он первые несколько лет, пока они официально не разделили счета, слал квитанции к оплате. Кроме этой деловой корреспонденции у него не было ничего, что он мог бы ей послать или сообщить.