Жан-Филипп Туссен - Фотоаппарат

Вернувшись в кабинет, я снова сел за стол и только начал думать, как услыхал из спальни крик. Иди сюда! Иди, посмотри! кричала мне Делон. Я тотчас выбежал из кабинета. Что там? Она рожала? Отходили воды? Нет же, нет. Царственная и аппетитная Делон спокойно восседала с ручкой в руках посреди кровати, заваленной бумажками, письмами, папками, раскрытыми тетрадями; на одеяле, усыпанном кружевными салфеточками от печенья — они лежали здесь, как лилии в озере смятых простыней, — стояла чашка чая. Скорей смотри, сказала она мне, тыкая в телевизор пальцем. Я наклонился к аппарату и столкнулся с соседом с верхнего этажа, Уве Дрешером (Ги), участником теледебатов. Иди сюда, сказала мне Делон, иди, садись, довольно сказала она, сдвигаясь на кровати, и объяснила, что случайно наткнулась на Уве, переключив канал. Я шагнул назад и сел к ней на кровать. На экране был Уве, типичный Уве с благонравным лицом в профессорских очочках, в дискуссии о развитии города он представлял свою партию. Мы с Делон слушали, как он занудно что-то вещал, и хитро улыбались друг другу — мы оба думали, что он отлично представляет если не партию, то уж, во всяком случае, наш дом.

Я ушел в кабинет, и слушал, как справа поет Робин Гуд, а слева из-за стены довольно глухо доносится дискуссия о развитии города с участием Уве, и вдруг мне показалось, что сюда доходит еще какой-то шум, совсем невнятный, не из гостиной и не из спальни. Откуда бы это? Я прислушался и встав со стула, сделал несколько шагов по комнате, наконец, внимательно вгляделся в потолок, в его желобки и выступы, потом, все еще сомневаясь, снял ботинки и, чтобы окончательно увериться, залез на свое режиссерское кресло. Я стоял в носках с закрытыми глазами, направив ухо к потолку и, напрягая слух, сосредоточенно старался уловить непонятный звук. Да, все было верно, он шел с верхнего этажа — кто-то смотрел телевизор, но не в гостиной, а где-то в спальне; наверное, Инге слушала выступление мужа.

Мое терпение лопнуло. Уложив сына (конец Робин Гуда я смотрел с ним, сидя на подлокотнике дивана и рассеянно перебирая страницы книги), я пришел в спальню, чтобы лечь. Заткнув подушку за спину, я читал в постели, иногда поглядывая на экран, где продолжались теледебаты с участием Уве. Потом перестал читать, положил книгу себе на ноги, и несколько минут прислушивался к тому, что говорилось: выступал Уве. Делон давно перестала смотреть, она прижалась головой к моему плечу и, взяв мою правую ладонь, тихонько положила наши руки на свой живот. Чувствуешь малышку? спросила она шепотом. Когда я так ложусь, она часто шевелится. Моя ладонь лежала на голом животе Делон, и вдруг я ощутил, как чуть-чуть выгнулась кожа под напором невидимой ноги или плеча, словно сейчас под пальцами катилась слабенькая волна тока.

Делон, закрыв глаза и обнажив плечо, спала возле меня, прижавшись щекой к подушке. Тихонько сняв ладонь у нее с живота, я выключил ночник. Спальня, наконец, погрузилась в темноту, светилось лишь молочно-белое пятно невыключенного телевизора на стуле. Я наклонился, поднял пульт, оставленный Делон на одеяле, и быстро просмотрел все программы: дискуссии, рекламу, фильмы, — направил пульт на экран и выключил телевизор. Потом откинулся назад и долго лежал, не шевелясь, смакуя мгновение вечности: обретенные тишину и тьму.

Обе (итал.).

Профессор (итал.).

Маленькие кубики плавленного сыра с пряностями.

В конце (лат.).

Не желаете ли попробовать фирменный напиток (англ.).

В девять (итал.).

Жан д’Ормессон (род. в 1925 г.) — французский писатель, политический деятель, журналист, член Французской Академии, автор более двух десятков романов. Интересно, что один из них («История вечного жида»), вышедший в 1990 г., через пять лет после «Ванной комнаты» Туссена, построен на том, что герой рассказывает о перипетиях своей судьбы молодой паре, встреченной им в Венеции. (Здесь и далее прим. перев.)

Франсуа Платон, Жан Ранже — современные французские политологи, авторы трудов об электорате левых сил.

«утешить, а не успокоить» (англ.).

«Но когда я задумался глубже и обнаружил источник всех наших бед, мне захотелось понять причину такого положения вещей, и я понял, что имеется одна серьезная причина — это то, что мы от природы слабы, смертны и настолько жалки, что стоит об этом задуматься — и как уже ничто не способно нас утешить.» (англ.).

Курить запрещается (итал.).

Не понимаю (исп.).

Черт побери (итал.).