Нина Воронель - Глазами Лолиты

Увидев их в полном облачении, Инна демонстративно прикрыла глаза рукой, чтобы не ослепнуть, как она объяснила, от такой чрезмерной красоты. Подъехал Мики на джипе и объявил, что в машине есть место только для солисток и арфы, а «твоему мужу» — определил он в третьем лице — придется добираться общественным транспортом. Но не успела Габи запротестовать, как Мики вгляделся в элегантный силуэт этого нежеланного мужа и сменил гнев на милость. Он отпустил шофера, сам сел за руль и в награду за красоту посадил Дунского рядом с собой, при условии, что тот вместе с ним потащит на сцену арфу.

Габи с Инной и с арфой устроились на заднем сиденье, и тут черт дернул Габи за язык:

«Мики, ты знаешь, что Зару убили?» — брякнула она, не успев подумать.

Спина Мики напряглась так резко, что лопатки обозначились крылышками под солидным слоем жира:

«Какую Зару?»

«Нашу невесту из башни — разве ты не знал, кто она?».

«Какую невесту? — нервно завопила Инна. — Почему убили? За что?».

Мики слегка оправился и выбрал атаку как лучший способ защиты:

«Что ты мелешь? Откуда ты это взяла?!»

«Ее портреты были во всех газетах, они называют ее звездой ночных клубов».

«А ты тут при чем?».

«Представляешь, никто и словом не обмолвился о нашей свадьбе при свечах. Значит, мы знаем то, чего не знает никто».

«Да с чего ты взяла, что невеста — это Зара? По портретам в газетах, что ли?».

«Я была на ее выступлении!»

«Ну, была, и что с того?».

«А то, что она меня узнала! И глядела на меня так, будто умоляла ее не выдавать».

«Кому ты об этом рассказывала?» — спросил Мики сипло.

«Никому», — пролепетала Габи, пугаясь, хоть она и вправду никому об этом не рассказывала. Эрни был не в счет, об Эрни она тоже никому не рассказывала.

Мики повернулся к ней всем корпусом, на миг позабыв, что он ведет машину по одной из самых людных улиц Тель-Авива. Ночь уже спустилась на Средиземное море, и лицо Мики то зловеще вспыхивало, то затенялось в свете пробегающих мимо фар:

«Вот и забудь об этом навеки, если не хочешь, чтобы тебя тоже убили! Ясно?».

Джип резко качнуло вправо, и Габи стало так ясно, что даже в глазах потемнело. Дунский, не оборачиваясь, молча сидел рядом с Мики, на затылке его светилась невидимая для других крупная надпись: «А ведь я предупреждал!».

«О чем вы говорите? — взволновалась Инна. — О чем надо забыть?»

«Тебе ничего не надо забывать, тебе лучше всего ничего не знать!», — рявкнул Мики и резко затормозил. У Габи сердце закатилось вниз, к желудку, но оказалось, что ничего страшного — просто они уже приехали.

Секретный элитарный клуб внешне выглядел совершенно непрезентабельно — небольшое скромное здание с затененными окнами. Парадный вход находился там, где у других домов находится задний — не со стороны улицы, а за углом. Его скрывали высокие кусты, густо усыпанные ярко-желтыми цветами.

Зато сразу за высокой двустворчатой дверью открывался неожиданный, неправдоподобно праздничный мир. Слава Богу, не было никакого сходства с экзотической полутьмой тесной турецкой башни — напротив, это было царство света и неоглядного простора. Перекрытия между этажами были устранены, и стены уставленного мраморными столиками зала уходили высоко под потолок, с которого свисала огромная хрустальная люстра. Зал завершался полукруглой сценой, ярко озаренной светом множества отраженных хрустальными гранями ламп. Вдоль боковых стен тянулись широкие галереи темного дерева, к ним с двух сторон вели пологие лестницы с резными перилами. На галереях тоже стояли столики, но не окруженные стульями, как внизу, а охваченные с тыльной стороны полукруглыми кожаными диванами.

Зал был полон. Посетители клуба в массе напоминали персонажей художественного фильма из жизни аристократов девятнадцатого века — мягко поблескивали обнаженные плечи дам в вечерних туалетах, оттененные черным атласом смокингов и крахмальной белизной манишек их лощеных кавалеров. Среди беспечно улыбающихся лиц промелькнуло несколько знакомых, виденных на экране телевизора. Вратарь столичной футбольной команды небрежно похлопывал по плечу солиста оперного театра, два журналиста-соперника, — рупор крайне правых и рупор крайне левых, — весело смеялись какой-то взаимной шутке, над плечом модной певицы любезно склонялся депутат Кнессета от русской партии.

Инна и Габи поднялись на сцену, Мики с Дунским внесли за ними арфу. Зал на секунду стих и разразился приветственными аплодисментами. За спиной Габи прозвучало несколько приглушенных фортепианных аккордов. Она оглянулась и онемела — за красным роялем в углу сцены, легко перебирая клавиши, сидел Эрни.

Пока она приходила в себя от шока, на сцену взбежал стройный юноша в голубом фраке и, не переводя дыхания, объявил:

«Дамы и господа, мы начинаем вечер русского романса! Принимайте дорогих гостей! Солистка — Габи Дунски, арфа — Инна Гофман, рояль — Исаак Менжинский!».

Инна взяла Габи за правую руку, а в левую сунул свою сухую ладошку Исаак Менжинский. Кланяясь и улыбаясь, Габи краем глаза оглядела аккомпаниатора — в нем не было ничего общего с Эрни кроме каштановых кудрей над длинной шеей, да и то кудри были хороши только сзади, а со лба уже исчезали, уступая место прозрачной, отливающей перламутром, прогалине. Зато рояль был в точности такой, как на вилле Маргарита, он прямо умолял всеми клавишами, как белыми, так и черными, превратить Исаака в Эрни.

Но чуда не произошло, и концерт начался — Инна зажурчала струнами, лысеющий Менжинский зарыдал фортепианными аккордами, а Габи собрала свою душу в тугой комок и запела. И тут чудо произошло — оно просто опоздало на несколько минут — едва Габи услышала свой голос в сопровождении арфы и фортепиано, зажатая в комок душа ее вырвалась на свободу, взмыла под сводчатый потолок и потеряла ощущение реальности.

Она пришла в себя от странных звуков, напоминающих пулеметные очереди из кинофильмов ее детства о гражданской войне, и не сразу осознала, что это буря аплодисментов. Кто-то целовал ей руку, кто-то подносил цветы, Дунский знакомил ее с депутатом Кнессета от русской партии, Менжинский благодарил за чуткое отношение к аккомпаниатору, но ей все это было по барабану. Она прорвалась сквозь кольцо поклонников и нетвердым шагом направилась к роялю. Беглый осмотр инструмента не оставил сомнений — Габи узнала западающую черную клавишу во второй октаве и продольную щербинку на белой клавише в третьей, в тех самых, с которых она каждый день вытирала пыль. Это был рояль из виллы Маргарита!

Как этот рояль мог оказаться в клубе?

С утра она первым делом позвонила по знакомому телефону. Автоматический голос сообщил безучастно, что телефон отключен.