Джеймс Джонс - Отсюда и в вечность

— Да ничего. Он побежал. Капрал Оливер, мои помощник, выстрелил пару раз. Он не остановился. Тогда начал стрелять из автомата Гарри Тэмпл. Так просто, особенно и не целясь. А потом мы включили прожектор. И ваш парень взял и остановился, а потом обернулся и сразу попал под огонь. В руке у него был полицейский револьвер, но мне кажется, он и но пытался стрелять. Мы потом уж нашли его в песке. Вы знаете эти автоматы — они молотят все вокруг со страшной силой. Он был на самой кромке песчаного рва. И свободно мог спрыгнуть в ров. Вы не думайте, я не вру.

— Я и не думаю.

— А он ваш друг?

— Нет, — сказал Уорден, — другом не был.

— У нас у всех жуткое настроение. Я просто хочу, чтобы вы знали. Жалко, что так получилось.

— Мы всегда сожалеем о том, что случается, — сказал Уорден. — но только потом.

— Точно, — подтвердил сержант. — Он пытался добраться до роты. Я мог его отпустить. И не отпустил. Я не был уверен…

— Ладно, — сказал Уорден. Он положил руку на плечо Диксона. — Спасибо, сержант.

Уорден вернулся к стоявшему у рва «виллису», где Вири все еще горячо обсуждал случившееся с двумя полицейскими из дежурного наряда. Здесь Уорден расписался в получении вещей в описи, по-прежнему лежавшей на капоте автомашины, затем отыскал глазами подполковника и спросил:

— Какие будут еще распоряжения, сэр?

— Расписались за вещи?

— Так точно, сэр.

— Тогда, пожалуй, все. Вы нашли записную книжку?

— Так точно, сэр.

— Я должен снова извиниться за недоразумение, сержант, — официальным тоном сказал подполковник.

— Сущий пустяк, сэр, — не менее официальным тоном ответил Уорден.

— Не люблю таких вещей… — сказал подполковник. — Ну что ж, можете быть свободны, сержант.

— Благодарю вас, сэр. — Он отдал честь и подошел ко рву. — Вири, поехали.

Когда они выбрались на шоссе и Вири перешел на третью скорость, Уорден обернулся на сиденье и посмотрел на удаляющиеся вдали огни автомобильных фар.

— Даже подумать страшно, — нарушил молчание Вири. — И почему только он не прыгнул в ров?

Уорден сидел теперь, откинувшись на сиденье, и смотрел на набегавшее шоссе. По крайней мере, он сумел сделать для Прюитта хоть эти две маленькие вещи — насчет формулировки в личном деле и погребения на постоянном кладбище в Скофилде. Кстати, о погребении: ведь у Прюитта никаких родственников нет, и похоронить его, конечно, нужно в Скофилде.

— Помнишь, тогда в Хиккеме?.. — сказал Вири. — Вы с ним надрызгались до чертиков и, мертвецки пьяные, разлеглись посреди дороги, а я чуть было вас не переехал?..

Уорден не ответил. Была еще одна вещь, о которой он теперь, не переставая, думал. Он знал, что должен повидать Лорен. И передать ей этот ключ на цепочке. Конечно, можно его снять с цепочки и послать ей в конверте.

— Эх, и нахлестались вы тогда, — продолжал вспоминать Вири.

— Да-а, — согласился Уорден.

Ехать к Лорен для него было просто пыткой. Но он знал, что поедет.

— Как ты думаешь, что ему вдруг взбрело в голову?..

Уорден ничего не ответил. В этот момент он думал, почему получается так, что беда никогда не приходит одна.

В то утро Милт Уорден получил подтверждение о производстве его в офицеры и присвоении ему временного звания второго лейтенанта.

В той же пачке документов было и еще одно письмо — из штаба полка, — в котором командира седьмой роты ставили в известность о предстоящем увольнении сержанта Питера Карелсена.

Но о Пите Карелсене они узнали потом — сначала лейтенант Росс вскрыл пакет с документом о производстве Уордена.

Это было официальное письмо из военного министерства на имя командира седьмой роты — с таким количеством виз, что сразу и не пересчитаешь. Можно было смело предположить, что эта бумага пошла по инстанциям еще до событий в Пирл-Харборе. Когда лейтенант Росс — с напускным безразличием — бросил письмо на стол Уордена, последний почувствовал себя не в своей тарелке. Его первой, инстинктивной реакцией было тут же, пока никто еще не видел этой бумажки, разорвать ее и выбросить в корзину. Но он подумал о Карен Холмс и удержался. А кроме того, лейтенант Росс все равно уже вскрыл пакет и прочитал письмо.

В первые пять дней после начала войны командный пункт роты был развернут у залива Ханаума в фургоне торговца жареными кукурузными зернами, под сенью развесистых деревьев. Вскоре из Скофилда привезли палатки, но командный пункт по-прежнему размещался в фургоне — якобы для лучшей маскировки, а на самом деле потому, что там был хороший деревянный пол, к тому же еще несколько приподнятый над землей.

Помещение было и так не очень велико, а в то утро, когда из пункта сбора и отправки донесений в роту прибыла почта, там оказались сразу четыре человека: Уорден, Розенберри, Росс и Калпеппер. После Пирл-Харбора Калпеппер был назначен помощником командира роты и получил звание первого лейтенанта.

Подняв голову, Уорден увидел, что вся троица, глядя на него, понимающе ухмыляется. Что за дурацкая ухмылка!

— Надо еще оформить кое-какие бумаги, — весело скаля зубы, сказал лейтенант Росс, когда Уорден отдал ему письмо. — Припять присягу, и все такое. Но и общем можно считать, что вы офицер армии Соединенных Штатов, сержант. Примите мои поздравления.

— Интересно, что вы сейчас чувствуете, сержант? — тоже скалясь, спросил Калпеппер.

— А что я, черт возьми, должен чувствовать?

— Перемену в себе, — продолжал скалиться Калпеппер. — Вы же прошли через таинство посвящения. Как монахиня.

— А золотые крылышки у меня не отрастут? Вместе с прямоугольниками на погонах?

Они все, будто сговорившись, начали пожимать руку Уордену. Даже Розенберри. И недавно прибывший в полк второй лейтенант Криббидж, который только что вошел в фургончик, вернувшись с позиций у Макануу, тоже пожелал пожать Уордену руку.

— Когда же вы будете угощать нас сигарами? — полюбопытствовал Криббидж.

— Сержант Уорден и не подумает никого угощать сигарами, — ухмыльнулся Калпеппер, — по такому пустяковому поводу, как присвоение офицерского звания. Вы не знаете своих людей, Криббидж.

— А что, если, — настаивал Криббидж, — я хочу заработать на этом деле сигару?

— Вы, сержант, понимаете, конечно, — сказал с ухмылкой лейтенант Росс, — что речь идет о временном звании офицера. Так что не вздумайте возомнить о себе. Вы по-прежнему остаетесь у меня старшиной, пока вас не пошлют в Штаты для прохождения действительной службы… Боже мой! — вдруг воскликнул лейтенант. Он только что вскрыл другое письмо.

— В чем дело, Росс? — спросил Калпеппер.

— Полюбуйся ка, Калпеппер. — Росс протянул ему письмо.

Наблюдая за ними, Уорден подумал, как все это похоже на некий клуб, клуб золотой молодежи, где действуют свои, удобные для каждого законы, создающие обстановку теплоты и какой-то семейственности. Письмо пошло по кругу в порядке старшинства: от Росса к Калпепперу, затем к Криббиджу. На иерархической лестнице Уорден оказался четвертым. Последним был Розенберрн.