Элис Уокер - Цвет пурпурный

О Самуил, сказала я, не надо так.

Ах, Нетти, сказал он в слезах, в этом же все и дело, разве ты не видишь? Мы любим их. Мы изо всех сил стараемся показать им свою любовь. А они нас отвергают. Они даже не хотят слушать о том, какие страдания нам пришлось пережить в прошлом. А если слушают, то говорят в ответ всякие глупости. Почему вы не говорите на нашем языке, например. Почему не помните старые обычаи? Чего вам не хватает в Америке, где у всех есть машины?

Милая Сили, что мне оставалось делать, как не обнять его и не утешить? Что я и сделала. И слова, давно запертые в моем сердце, хлынули наружу. Я гладила его дорогое лицо, его голову и называла его ласковыми именами. И боюсь, моя дорогая Сили, что скоро жалость друг к другу и страсть заставили нас забыться.

Ты, может быть, догадалась, что я давно его любила, но сама не понимала своих чувств. О, я любила его как брата и уважала как друга, но, Сили, теперь я знаю, что люблю его телесно, как мужчину. Я люблю его походку, его рост, его фигуру, его запах, курчавость его волос. Я люблю кожу на его ладонях. Бледно-розовый цвет оттопыренной губы. Я люблю его большой нос, его брови, его ноги. И я люблю его дорогие глаза, в которых так ясно читаются нежность и красота его души.

Дети сразу заметили перемену в нас. Боюсь, моя дорогая, мы не смогли скрыть своего счастья.

Мы любим друг друга, сообщил Самуил детям, и собираемся пожениться.

Но прежде этого, сказала я, я должна рассказать вам о себе и Коринне и еще об одном человеке. Вот тогда я и рассказала им о тебе, Сили. И о том, как их мама Коринна их любила. И о том, что я их тетя.

А где живет та, другая женщина, твоя сестра? — спросила Оливия.

Я как могла попыталась объяснить им про твою жизнь с Мистером __.

Адам сразу встревожился. Это такая чувствительная душа — он моментально слышит то, о чем рассказчик пытается умолчать.

Мы скоро поедем в Америку, сказал Самуил, чтобы успокоить его, и позаботимся о ней.

Дети были с нами во время скромной свадебной церемонии в маленькой английской церкви. В тот же вечер, после свадебного ужина, когда мы готовились ко сну, Оливия объяснила мне, что происходит с ее братом. Адам скучает по Таши.

Он еще и сердит на нее, сказала мне она, потому что, когда мы уезжали, она собиралась нанести ритуальные шрамы на лицо.

Я ничего не знала об этом. Мы думали, что сумели убедить людей олинка отказаться от обычая наносить на лица молодых женщин шрамы как знаки принадлежности к племени.

Так олинка показывают, что у них осталось хоть что-то свое, сказала Оливия, пусть даже белые забрали у них все остальное. Таши не хотела делать этого, но в конце концов согласилась, чтобы не обижать людей. К тому же она собирается пройти ритуал женской инициации.

О нет, сказала я. Это же так опасно. Ей могут занести инфекцию.

Я знаю, сказала Оливия. Я ей говорила, что ни в Америке, ни в Европе никто ничего у себя не отрезает. И во всяком случае, ей надо было совершить ритуал, когда ей было одиннадцать лет. Сейчас она слишком взрослая.

У некоторых народов есть мужское обрезание, сказала я, но при этом удаляют лишь кусочек кожи.

Таши обрадовалась, что таких обрядов нет ни в Европе, ни в Америке, сказала Оливия, тем ценнее для нее обычай ее народа.

Я понимаю, сказала я.

Они с Адамом серьезно поссорились. Не так, как раньше, когда он дразнил ее, или бегал за ней по всей деревне, или вплетал ей в волосы веточки и листочки. Он так рассердился, что был готов ее ударить.

Хорошо, что не ударил, сказала я, Таши бы надела ему на голову свой ткацкий станок.

Я буду рада вернуться домой, сказала Оливия. Не только Адам скучает по Таши.

Перед тем как пойти спать, она поцеловала меня и своего отца. Позже зашел Адам и тоже поцеловал нас перед сном.

Мама Нетти, спросил он меня, присев на край кровати, как понять, любишь ты человека или нет.

Иногда это трудно понять, сказала я.

Он очень красивый юноша, Сили. Высокий, широкоплечий, с приятным глубоким голосом. Писала ли я тебе, что он сочиняет стихи? И любит петь? Ты можешь гордиться своим сыном.

Твоя любящая сестра Нетти.

P. S. Твой брат Самуил тоже шлет тебе свою любовь.

Когда мы вернулись домой, деревенские встретили нас с радостью. Но когда мы сообщили, что наше обращение за помощью в церковь и миссионерское общество не возымело успеха, все были очень разочарованы. Отерев с лиц пот, а заодно и улыбки, люди понуро разбрелись по своим баракам, а мы пошли в свой домик, где у нас и церковь, и школа, и начали распаковывать вещи.

Дети — хотя я, наверное, не должна называть их детьми, поскольку они уже взрослые, -сразу же пошли искать Таши. Через час они вернулись, очень расстроенные. Таши нигде не было. Им сказали, что мать Таши Кэтрин занята на посадках на отдаленной плантации, а Таши никто не видел с самого утра.

Оливия очень огорчилась. Адам делал вид, что он спокоен, но я заметила, что он в рассеянности грыз себе ногти.

Спустя два дня нам стало ясно, что Таши прячется от нас. Ее друзья сказали нам, что, пока нас не было, Таши совершила оба обряда, скарификации [4] Нанесение глубоких царапин на лицо в знак принадлежности к племени. и женской инициации. При этом известии Адам переменился в лице, Оливия тоже была поражена, и ей захотелось скорей найти ее.

Мы увидели Таши только в следующее воскресенье. Она очень похудела, глаза потеряли блеск, жизнь как будто ушла из нее. Лицо ее опухло от полудюжины маленьких аккуратных надрезов на щеках. Она протянула руку Адаму, но он не взял ее, взглянул на шрамы, развернулся и вышел.

Оливия обнялась с ней, но это было грустное объятие, так не похожее на их обычные шумные встречи.

Таши стыдится рубцов на лице и едва поднимает голову. Шрамы, по-видимому, еще доставляют ей боль, поскольку вид у них воспаленный.

Вот так люди племени обращаются с девушками, да и с юношами тоже. Вырезают племенные знаки на лицах своих детей, многие из которых считают нанесение порезов несовременным и пытаются сопротивляться. Поэтому ритуал приходится зачастую совершать силой, в самых ужасающих условиях. Мы даем детям прибежище и снабжаем их ватой и антисептиками, чтобы они могли выплакаться и залечить раны.

Каждый день Адам говорит, что пора возвращаться домой. Он больше не может переносить этой жизни. Во всей округе не осталось ни одного дерева, только скалы да валуны. Его друзья один за одним уходят из деревни. Истинной причиной, конечно, являются его противоречивые чувства к Таши, которая, мне кажется, начинает понимать всю серьезность сделанной ею ошибки.

Мы с Самуилом по-настоящему счастливы, милая Сили. И благодарны Богу за это счастье. Мы все еще держим школу для младших детей, а те, кому восемь лет и старше, уже работают в поле. Всем приходится теперь работать, чтобы платить ренту за бараки и налоги на землю, покупать воду, дрова и еду. Так что мы учим младших, присматриваем за малышами, помогаем больным и старым, ухаживаем за роженицами. Наши дни заняты работой более, чем всегда, и поездка в Англию кажется сном. Но все-таки жизнь моя стала светлее, потому что есть рядом любящая душа.