Николай Камбулов - Ракетный гром

Этот разговор произошел вчера.

— Товарищ подполковник, разрешите доложить: ваше поручение выполнено, — сказал Шахов чуть дрожащим голосом.

Громов сразу понял, о каком поручении говорит инженер. Он посмотрел на часы: до приезда генерала оставалось полчаса.

— Без подробностей, коротко говорите, Игорь Петрович.

— Совсем коротко, товарищ подполковник. Старший лейтенант Малко совершил мерзкий поступок...

— Вы о письме? — поспешил спросить Бородин.

— Нет, не о письме, — сказал Громов. — Это не о письме, Степан Павлович, — повторил он и снова выпил стакан воды. — Речь идет о причинах аварии.

Шахов коротко изложил суть дела. Громов посмотрел в окно и сказал:

— Вот и генерал приехал. Пойду встречать. — Надел фуражку, осмотрелся. «Пойду» — сказал так, словно шел решать собственную судьбу.

— Зайдите ко мне, — сказал Бородин Шахову. — Потребуемся — вызовут.

Из окна бородинского кабинета они увидели, как подъехал генерал, как вышел из машины. Выслушав доклад Громова, он подал подполковнику руку, что-то сказал ему, и они — генерал и Громов — направились в офицерский клуб.

— Привычка у него такая, — сказал Бородин. — пока не обойдет подразделения, в штаб не зайдет... Давай, Игорь Петрович, выкладывай все, что знаешь о мерзком поступке. Позовем Савчука, пусть послушает.

В фойе клуба генерал остановился.

— Это все свежее или прошлогоднее? — спросил он, показывая на материалы наглядной агитации: плакаты, портреты отличников учебы, показатели социалистического соревнования, рисунки Аннеты Малко, Доску последних известий... Громов несколько удивился тому, что Гросулов начинает свою работу в части с клуба, которым раньше редко интересовался. Сергей ответил не сразу. Генерал нетерпеливо бросил: — Не знаете?.. Только, пожалуйста, не вызывайте ни замполита, ни начальника клуба, сами расскажите, сами, товарищ командир, — подчеркнул он слово «командир», с хитрецой поглядывая на Громова.

— Все свежее, обновленное, товарищ генерал.

— Это что у вас? — подошел он к Доске отличников.

— Лучшие люди части.

— Вижу. Я спрашиваю про пустой квадратик.

«Заметил, глазастый», — подумал Громов, Он не знал, что ответить: полностью выслушать Шахова не успел, возможно, инженер имеет доказательства, которые ставят Узлова вне всякой вины и какого-либо подозрения...

— Это кого же вы отлучили от передовиков учебы? — Гросулов наклонился к красному квадратику, пытаясь прочитать стертую надпись. Ои надел очки и все же прочитал. — Лейтенанта Узлова?

Громов сказал:

— Товарищ генерал, я писал вам донесение по поводу аварии. Это произошло во взводе лейтенанта Узлова.

— Читал. Читал и последнее донесение, в котором вы характеризуете этого офицера как лучшего командира взвода. — Он опять наклонился к квадратику, покачал головой: — Нехорошо, нехорошо. — Поискал взглядом, где бы можно сесть. Направился к дивану. — Садитесь, Сергей Петрович. — Набил трубку табаком, но прикуривать не стал. — Когда-нибудь ваш портрет печатали в газете? Или вот на Доске выставляли?

— Не помню, товарищ генерал...

— А я помню... И было это на фронте. Артиллерийским дивизионом тогда командовал... Когда меня щелкнул фотокорреспондент, не заметил. Однажды принесли газеты. Признаться, не очень я их читал, некогда было. Мой замполит капитан Табидзе развернул газету и начал, как всегда делал при этом, тихонечко насвистывать. Потом как свистнет на всю мощь. «Командир! Кацо, Петя! Смотри!»

На первой полосе был мой портрет и соответствующая надпись... Эту газету я так и храню. Она всегда при мне. Неловко показывать другим, но я тайком разверну — и на стол ее... В кармане носил, до дыр потерлась... Вот она.

Гросулов подал Громову завернутую в целлофановую бумагу газету. Она была сложена так, что из-под прозрачной обертки виднелись лишь портрет Гросулова в помятой пилотке и коротенькая подпись, набранная курсивом: «Кавалер двух орденов Боевого Красного Знамени гвардии майор П. М. Гросулов — мастер огневых таранов. От ударов его орудий рушится любая оборона врага».

Сергею показалось, что фотография, весь сверток пахнет обожженной землей. Он долго рассматривал его, пытаясь найти связь с портретом лейтенанта Узлова. Он ожидал, что связь эту сейчас раскроет сам Гросулов: не ради же хвастовства и личной популярности генерал показал эту старую фотографию, изрядно потертую и пахнущую не то порохом, не то опаленной землей. Он представил в мыслях сухощавого майора во фронтовом блиндажике, тайком (Петр Михайлович щепетилен на людях к своим заслугам), именно тайком разглядывающего свою фотографию в газете. Видимо, этот снимок не раз и не два воодушевлял его в бою. Но об этом Петр Михайлович, конечно же, не скажет ни слова. Связь прояснялась, виделась, и Громов приготовился признаться генералу, что они — сам он и Бородин — поторопились с решением убрать с Доски отличников части портрет Узлова. «А теперь к тому же выяснилось, что Узлов вовсе не виноват». От этой мысли Сергей передернул плечами, будто озноб прокатился по спине.

Гросулов поднялся, сказал:

— Будем смотреть дальше.

Они ходили от стенда к стенду. Генерал спрашивал. Громов отвечал. Из царства цифр и фамилий рисовалось лицо полка, его боевая готовность. Заинтересовали Гросулова и рисунки Аннеты Малко.

Громов пояснил:

— Это иллюстрации к роману о современной жизни армии.

— Вот как! И что же солдаты говорят, как оценивают?

— Некоторые считают, что художница отобразила их собственную жизнь, отдельные даже нашли портретные сходства. Ждут выхода романа.

- Вот как! — повторил Гросулов, но это уже относилось не только к рисункам, а ко всему тому, что он увидел в клубе. — Интересно, интересно... Все как на ладони. И главное — в целом соответствует тому, что вы изложили в последнем донесении. Будем считать, что личный состав готов к боевым пускам. Так, что ли?

— Готов, товарищ генерал...

Он снова подошел к Доске отличников. Долго вглядывался в лица ракетчиков. «Сына ищет», — мелькнула догадка у Громова. Но ошибся, генерал искал старшего лейтенанта Малко. Не найдя, сказал:

— Он как у вас, тот стройненький голубоглазый офицер?

— Товарищ Малко?

— Да! Именно он. Вам известно, что произошло с моим сыном?

— Только сегодня я узнал, товарищ генерал.

— Только сегодня? Как же могло случиться? Ведь вон когда Виктор совершил самоволку! Полтора месяца прошло...

— Разрешите доложить?

— Докладывайте. — Генерал загремел спичками и, поколебавшись, все же закурил, пуская дым в открытую форточку.

Он слушал Громова, опустив голову. И когда подполковник доложил о настоящих причинах аварии, Гросулов весь как-то согнулся, из руки выпала трубка. Он поднял ее и еще дымящуюся сунул в карман, но тотчас же выхватил и начал опять раскуривать.