Николай Камбулов - Ракетный гром

У палатки их встретил Гросулов. Несмотря на раннее время — до боевых пусков осталось еще два часа, — он был одет по форме, гладко выбрит и даже, как заметил Громов, подстриг свои седеющие виски. Он, попыхивая трубкой, сказал:

— Маршал пригласил вас на завтрак, прошу.

Стол уже был накрыт: среди холодных закусок и горячих блюд возвышался сверкающий пузатенький самоварчик, литров на пять, окруженный блюдечками со стаканами. Из-за перегородки появился маршал, одетый в летнюю форму. Ои поздоровался с каждым за руку и почему-то задержался возле Бородина, рассматривая его, будто впервые увидел. Хотел что-то сказать, но лишь качнул головой, наверно, подумал: ничего себе вымахал!

Талубаев сел первым, сказал:

— Прошу, Петр Михайлович, — показал на стул рядом с собой. — Прошу, товарищи, отзавтракать. — Он взял вилку и чуть наклонившись, начал есть, изредка бросая взгляд то на Громова, то на Бородина, которые чувствовали себя не совсем свободно. Степан съел кусочек колбасы, положил вилку на край тарелки. Громов намеревался последовать его примеру, но в это время маршал сказал:

— Андрей, нет ли у тебя другой закуски, колбаса не нравится нашим хозяевам.

Бородин, беря вилку, поспешил:

— Товарищ маршал, очень вкусно, не надо другой, — и поднажал так, что первым опустошил тарелку.

— Вот теперь вижу настоящего солдата. Петр Михайлович, он что, такой робкий?

Гросулов ответил:

— Только за столом. Я его знаю с тех пор, когда он был секретарем партийного бюро. Ничего, не постеснялся разъяснить одному старшему начальнику, что такое правда и что означает кривой взгляд на нее.

— Кто был тот начальник? — спросил маршал, принимаясь за горячее блюдо.

— Был такой... полковник Гросулов.

— Неужели вам, Петр Михайлович, разъяснил? — Глаза маршала заблестели, и он, как бы желая услышать от Громова подтверждение, повернулся к нему.

Сергей понял это, хотел было сказать, но Гросулов опередил:

— Громов тогда в госпитале находился, а Бородин командовал частью. Производили первые боевые пуски. Первые, пожалуй, во всей армии.

— Помню этот случай, помню, — сказал маршал. — Вы же мне, Петр Михайлович, рассказывали о нем, еще с удивлением подчеркивали: скажите пожалуйста, политработник, а как лихо округлил боевые пуски. Еще тогда вы говорили: Бородин — готовый командир.

Именно тогда Гросулов этого не говорил, не говорил потому, что в те годы он не очень-то был расположен хвалить политработников, чаще обходил их. Сказал он маршалу о Бородине как о подходящей кандидатуре на место Громова три дня назад, в штабе округа. И теперь он рад, что маршал возвращается к этому разговору.

Талубаев налил всем чаю.

— Если кому хочется курить — пожалуйста. — Он принес пепельницу, поставил ее на середину стола.

Бородину хотелось курить, но он воздерживался, наблюдал за тем, как Гросулов набивает свою фронтовую трубку, которую видел у него лет семь назад. «Помнит ведь, все помнит», — подумал он тепло о генерале. Маршал взял лежавший возле телефона журнал, отыскал там кроссворд, сказал:

— Степан Павлович, не знаете ли вы слово, состоящее из пяти букв и обозначающее состояние человека. Никак не могу расшифровать...

— Порыв, товарищ маршал...

— Точно... А как вы так быстро?

— Журнал-то старый, товарищ маршал. У нас есть любители кроссвордов, иногда приходится помогать им...

— Понятно, понятно, — сказал маршал. — Теперь понятно... Какое хорошее слово: порыв! Неуемное желание достичь, сделать... — Он отнес журнал на место, сказал Гросулову: — Как. Петр Михайлович, будем сватать этого великана? Командир-то уходит. — Он посмотрел на Сергея. — Полковник Громов, а вы что скажете, если на ваше место назначим подполковника Бородина?

— Как? — невольно вырвалось у Степана.

Маршал ожидал, что скажет Громов.

Сергей поднялся.

— Товарищ маршал... Это будет правильно!

— Правильно — это одно дело, другое дело — подготовлен ли товарищ Бородин к такой должности?

— Подготовлен, — сказал Гросулов, тоже поднимаясь и застегивая китель на все пуговицы.

— Не спешите, Петр Михайлович, пусть скажет Громов, он с ним не один пуд соли съел.

— Подготовлен, товарищ маршал. Думаю, что он будет командовать лучше меня.

— Думаете, а точнее?..

— Твердо уверен, что подполковник Бородин достоин такого назначения, — сказал Громов.

— Хорошо. — Маршал подошел к окну. — Солнышко уже поднялось, — сказал он. — Отличная погода. Будем сватать, — повернулся маршал к столу. — Вы согласны, товарищ Бородин? — Талубаев налил чаю, отпил глоток, ожидая, что ответит этот здоровый, с крупными, но негрубыми чертами лица подполковник. — Ну что скажете?

— Товарищ маршал, спасибо за доверие. Я, конечно, буду стараться, возможно, буду неплохим командиром, тем более что в этой части служу свыше десяти лет. Однако, если можно, прошу оставить меня на прежней должности. Я люблю политическую работу. Очень люблю и высоко ценю свою должность.

Маршал поставил стакан, вздохнул.

— Не тот чай. — Он прошел за перегородку, сказал там: — Андрей, налей-ка моей заварки. — И, выйдя, продолжал: — Я так и знал, что он откажется, понял, как только увидел его. Не тот чай, побольше бы таких политработников. Так, Петр Михайлович?

— Так-то так, товарищ маршал, но как-то и не так... Заслуженное выдвижение, а не состоялось, — сказал Гросулов, чувствуя и досадуя, что он не понимает Бородина. А как хотелось, чтобы именно он стал командиром. И когда он вышел из маршальской палатки вместе с Громовым и Бородиным, задержал Степана: — Может, согласишься?

Бородин смотрел на него открытым взглядом, ясным, добрым, чистым.

— Надеюсь, поработаешь за Громова, пока не назначим нового командира!

— Можно, товарищ генерал, пока... можно. Все будет в порядке, временно можно, и даже полезно.

Он догнал Громова. Потом вместе они поднялись на вышку. Сюда пришли и маршал, и Гросулов, и еще несколько их помощников. В будке сразу стало тесно. Бородин наклонился к Громову, тихо сказал:

— Я пошел...

— Куда?

— Туда, — показал он в сторону стартовых и пусковых рубежей. — Я там буду. Понял??

— Иди, — прошептал Громов.

Служебной машины у Бородина не было, и он отправился на позиции пешком. Сначала напрямик, лесом, затем вышел на проселочную дорогу. За спиной послышался мотоциклетный треск. Бородин оглянулся: на личном «самопеде» ехал старшина Рыбалко. «Может, по пути?» — подумал Степан и не ошибся. Максим мчался во взвод Малко, чтобы быть на месте, если потребуется срочная помощь старшего механика. Он ехал туда не по собственному желанию, послал инженер Шахов. Рыбалко дослуживал последние дни, прошел медицинскую комиссию, кадровики подсчитали выслугу лет: «Двадцать пять годиков отмахал». Сидел и ждал приказа на увольнение из армии, ругал «проклятый фашистский осколок», который прет наружу, причиняя боль. Но когда Максим узнал, что на боевых пусках будет присутствовать сам маршал Талубаев, явился к Шахову и настоял, чтобы и его «задействовали сегодня».