Кевин Милн - Шаги навстречу

— Кто ведет? — спрашиваю я.

— Грейс, это “Солитер”. Здесь победитель всегда один.

— Какая одинокая игра.

Увидев чемодан, Эл поинтересовался, зачем он.

Когда я сказала ему, что ухожу, он, как я и надеялась, был ошарашен.

— Но мы же муж и жена! Ты не можешь просто встать и уйти. Мы любим друг друга.

— Любим? Неужели мы действительно любим друг друга? Или просто живем воспоминаниями о былой любви?

— О чем ты говоришь?

— Я говорю о том, что мне кажется, будто мы больше не любим друг друга так, как любили когда-то. Жизнь берет свое, и мы почему-то забыли, как нужно любить. Но я полагаю, мы можем вспомнить.

— Как? — спросил он.

— Я предлагаю тебе сыграть в игру, — отвечаю я. — Не в “Солитер”, где только один победитель. Мы оба будем участвовать, Эл. Мы оба хотим быть победителями — наверное, поэтому так часто ссоримся. Но я хочу сразиться с тобой не словесно, а по-другому. Мы все эти годы мысленно подсчитывали ошибки друг друга. Я хочу, чтобы мы начали вести другой счет.

У меня в руках был маленький блокнотик на спирали, который я швырнула на стол, свалив все его карты. Он спросил, для чего это. Я объяснила:

— Это “судейский протокол”. Я хочу, чтобы мы отслеживали проявления хорошего отношения друг к другу — как мы друг друга любим. Я устала притворяться, будто мы любим друг друга, ведь ни один из нас по-настоящему не проявляет своей любви. Поэтому, если ты хочешь, чтобы я осталась, скажи, что согласен играть в эту игру.

Он предложил мне сесть, и следующий час мы обсуждали возможные правила нашей “игры”. Мы договорились давать друг другу очки за добрые дела и приятные слова в отношении другого. В конце каждой недели, после подведения итогов, в качестве награды идем в ресторан — ресторан выбирает победитель. Мы также договорились: тот, кто чаще выигрывает в течение года, решает, где и как мы будем отмечать нашу годовщину свадьбы. На следующий год наша сороковая годовщина, и я сказала ему: если мы еще будем женаты, нужно отметить ее как-то грандиозно. Он признался, что всегда мечтал побывать на Фиджи, а я сказала, что хочу в Париж.

Теперь остается только молиться, чтобы все сработало. Мне не хватает старого друга. Сегодня, когда мы обсуждали игру, я заметила проблески того Элла, которого когда-то знала. Где-то в глубине души я действительно его люблю — теперь только осталось показать ему это».

Я медленно закрываю дневник и смотрю на лица детей:

— Я хочу, чтобы вы, ребята, тоже попробовали. Хочу, чтобы вы сыграли в придуманную дедушкой и бабушкой игру.

— Друг с другом? — скептически спрашивает Бри.

— Это значит, что мне придется быть вежливым со своими сестрами? — уточняет Кейд.

— Ты будешь проявлять учтивость, Кейд. И если ты будешь к ним добрее, чем они к тебе, — ты выиграл.

Бри поднимает руку:

— А какой приз?

— Не знаю. Сначала я должна поехать в магазин — купить блокноты, чтобы вести подсчет. Сейчас я уеду, а когда вернусь, мы обговорим оставшиеся детали, включая и призы.

Энн подается вперед на своем кресле, сверля меня взглядом. Я понятия не имею, о чем она думает.

— Мам, а вы с папой будете играть?

Я пытаюсь улыбнуться.

— Не знаю, — негромко отвечаю я. — Сомневаюсь, что он согласится. Я думаю, если вы, ребята, начнете и он увидит, как у вас получается, — можно будет убедить его попробовать.

Она кивает:

— Значит, если мы будем очень стараться, то сможем помочь вам с папой перестать ссориться?

Я киваю в ответ.

Она все еще не сводит с меня глаз.

— Ты на самом деле думаешь, что это сработает? Я к тому, что это, похоже, сработало у бабушки Грейс, но подойдет ли эта игра для нашей семьи?

Хороший вопрос.

— Если мы этого захотим, — отвечаю я как можно более уверенно, хотя саму одолевают сомнения. — Если мы вложим в эту игру душу, как дедушка с бабушкой, проигравших здесь не будет. Поэтому она и называется «Шаги навстречу».

Как только мама рассказала нам об игре «Шаги навстречу», Энн убегает наверх, ясно давая понять, что хочет побыть одна — или, по крайней мере, подальше от меня. Ничего удивительного. Сегодняшнее утро было отвратительным, и я знаю, что она до сих пор злится на меня за мои слова.

Честно говоря, я не знаю, что выйдет из предложенной мамой игры. С одной стороны, мне кажется, будет неплохо, если мы будем чуть полюбезнее друг с другом, чем сейчас. Но что еще важнее…

А если я проиграю? Ох… можно только представить, как Энн будет мне тыкать в глаза своей победой! А еще хуже проиграть Кейду.

Нет, нельзя даже думать о проигрыше. Если уж придется играть, нужно обязательно выиграть, как я выиграла состязание по метанию камней!

Но до начала игры мне нужно кое-что сделать.

— Мам… пока ты будешь в магазине, можно нам с Кейдом прогуляться?

Кейд озадаченно смотрит на меня, но тут же берет себя в руки. Иногда этот парень сводит меня с ума, но, по крайне мере, он достаточно умен, чтобы понять — у меня родилась идея. Он подыгрывает мне.

— А… да, — протягивает он. — Было бы неплохо прогуляться.

— Конечно, идите гулять. Только держитесь вместе. И далеко не уходите. Меня не будет около часа.

Мама, кажется, вздыхает с облегчением, когда мы наконец-то миримся, хотя на самом деле это не так. Мне просто нужен Кейд. В доказательство того, что мы все еще злимся друг на друга за происшедшее на съемочной площадке, по дороге мы ни словом не обмениваемся. Но через десять минут мы уже стоим у кондитерского магазина, метрах в шести от дверей, и я вынуждена с ним заговорить:

— Значит, он здесь работает?

— Кто?

— Тот парень.

— Да, а что?

— Загляни в окно. Хочу знать, там ли он.

— Поэтому ты меня и позвала с собой? Чтобы я заглянул в окно?

— Просто посмотри и все, Кейд. Я хочу знать, там он или нет, прежде чем мы туда войдем. И один ли он. Пойди посмотри, и я куплю тебе шоколадку.

— Две, — требует он.

Я скрещиваю руки на груди и выдвигаю встречное предложение:

— Тогда ни одной.

— Хорошо, — бормочет он. — Одну.

— Договорились, — смеюсь я. — Но я согласилась бы на две и даже три, если бы ты лучше торговался.

Он пожимает плечами:

— Да ладно. Одна шоколадка все равно отличная награда за такую простую просьбу.

Кейд, насколько может, незаметно пробирается вдоль фасада, как раз под подоконником огромного окна, прячется за большую внутреннюю витрину, где выставлены соленые или, как их еще называют, морские ириски. Оказавшись на месте, он медленно поднимает голову и всматривается в окно, внимательно оглядывая магазин слева направо.

Когда его взгляд доходит до середины окна, он замирает и падает наземь.