Мария Нуровская - Мой русский любовник

— Я знаю, кого ты процитировала.

— Знаю, что знаешь, просто я хотела с чего-то начать разговор.

Он кивнул:

— Это Москве нужна месса. И притом не одна…

И снова умолк.

— Не хочешь мне рассказать, что произошло? — решилась я все же спросить.

Он посмотрел на меня так недобро, что я инстинктивно вжала голову в плечи.

— Ты что? Боишься меня? — спросил он, нежно коснувшись моей щеки.

— Конечно боюсь. И ты бы испугался, увидев в зеркале свое выражение лица.

Мой детский лепет неожиданно разрядил напряжение между нами.

— Я просто взбешен. Я всегда бешусь, когда кто-нибудь из моих близких поступает по-идиотски! У меня есть приятельница, теперь, вернее, уже была, потому что неизвестно, что с ней будет дальше. Красивая, талантливая девушка. Актриса. И знаешь, что она придумала?! Занять деньги на однокомнатную квартиру у мафиози. Квартиру купила, только вот долг не смогла выплатить вовремя. Так бандиты выбили ей зубы. Поломали руки-ноги, порезали ее. Сейчас она лежит в больнице в тяжелом состоянии.

— О боже!

— Вот именно, боже! Почему я не в России?!

Возвращались мы молча, той же дорогой, которая теперь шла под уклон. Мне шагалось гораздо легче. Я все думала о том, что он рассказал. Ну то есть всячески пыталась мысленно сочувствовать той незнакомой мне молодой девушке. Честно говоря, у меня это не очень-то получалось. Я попросту ревновала. Ведь это означало, что она была его приятельницей? И это его волнение, когда он узнал, что с ней случилось… Что на самом деле связывало его с искалеченным телом, которое теперь лежало на больничной койке?

Но недопустимо так думать, это не по-человечески и подло. Ведь удалось же мне погасить свою ревность к Наде… Ну да, только потому, что я чувствовала себя виноватой по отношению к ней… Хотела я того или нет, но после ее отъезда заняла Надино место рядом с Сашей. Посему Надя в моем подсознании прочно связалась с угрызениями совести. А как быть с другими женщинами? С теми красивыми и умными, о которых он вспоминал в письме ко мне? Об одной из них я узнала только что. И снова стала корить себя за то, что неспособна быть великодушной и думаю лишь о себе, в то время как бедная девушка борется за жизнь. Впрочем, по большому счету, дело было не в ней. А во мне. В моем воображении. В моих страхах. И в той боли, которая рождена опасением, что кто-то другой отнимет его у меня.

Когда мы уже лежали в кровати, я спросила:

— Как зовут твою приятельницу?

— Ирина.

И снова между нами повисла недобрая тишина. Ох, не надо мне было спрашивать. Но не могла я не задать вопроса, не могла удержаться, чтобы не узнать правду. Правду, недоступную мне. В этом отчасти была и его вина — он так мало рассказывал о себе. Даже странно, как это он отважился написать мне письмо. Да еще такое.

— А вы… вы были близки?

— Зачем ты об этом спрашиваешь? И какое это теперь имеет значение?

— Ну, потому что считаю, что ты уже должен сидеть в самолете, который летит в Москву.

Он долго не откликался.

— С ней рядом Олег.

И этим мне пришлось удовольствоваться.

То, как я ждала его, эти быстрые шаги на лестнице, было даже приятно. Я радовалась тому, что он сейчас войдет, что я увижу его родную, плечистую фигуру, его лицо. А самое главное, что он обязательно придет. И пока будет приходить…

— Что бы ты сказала, если б мы переехали в Москву? — вдруг спросил он в один прекрасный день.

Я ошарашенно смотрела на него. К такому предложению я была совсем не готова, наш разговор на кладбище несколько недель назад вовсе не свидетельствовал о том, что его возвращение в Москву необходимо.

— Сказала бы, что это не лучшая идея, — помолчав, ответила я.

— Почему?

— Здесь я хотя бы могу давать уроки иностранного языка, а там вообще стану никем.

Взяв мое лицо в ладони, он заглянул мне прямо в глаза:

— Можешь вести научную работу — библиотеки всюду есть. Ты знаешь русский.

— Но с тобой мы разговариваем по-французски.

— Литературы на разных языках полно, на любой вкус.

Я отрицательно покачала головой.

— Я говорю тебе об этом, потому что буду вести семинары со студентами в Институте истории. Мне этого очень не хватало, а кроме того, надо подготовиться к защите диссертации… это тоже требует моего присутствия в Москве… Рассчитывал, что уеду туда уже осенью, но что поделаешь, меня задержала женщина…

— И эта женщина — я?

— Ты! Ты! Ты! И твой отказ обрекает меня на вечные поездки туда-обратно.

Он не понимал, что Париж для нас — единственное безопасное место. Непонятно, почему так происходило, но здесь разница в возрасте между нами не очень бросалась в глаза, и то, что мы были вместе, тут выглядело вполне естественно. Но стоило только выехать за городскую черту, как мы начинали отдаляться друг от друга. Как, скажем, в ту страшную поездку в Реймс, да и на Майорку тоже. Несмотря на то что там у нас были и хорошие моменты, я все же чувствовала себя рядом с Сашей не на своем месте. Да и здесь это место находила с трудом. Тоже, кстати, за счет отказа от своих профессиональных амбиций, которые до сих пор были для меня самым главным в жизни, и разлуки со своей дочерью… Мое нежелание перебираться в Москву не было следствием эгоизма, просто инстинктивно я чувствовала, что наш совместный выезд туда обернется катастрофой. И даже не потому, что его семья и знакомые стали бы критически оценивать наш союз. В Москве мы сами друг на друга взглянули бы по-другому. В Париже, как паре иностранцев из мира, несовместимого со здешней действительностью, к которой нам обоим пришлось приспосабливаться, нам было легче договориться. Мы создали свой собственный код, не только любовный, но и код обмена мыслями — понимали один другого с полуслова. Вот только слова, которыми мы оперировали, не были ни русскими, ни польскими…

— Есть еще другой выход. Если твое присутствие в Москве так уж необходимо, я вернусь в Варшаву, и ты вместо Парижа будешь приезжать ко мне туда…

— Ну нет! На это я не дам своего согласия, — запротестовал он.

— Но почему нет?

— Потому что Варшава отберет тебя у меня.

— А тебя отберет Москва!

Сошлись на том, что я буду ездить в Нантер преподавать язык, а он тем временем займется улаживанием профессиональных вопросов, к тому же ему надо собрать материал для новой, задуманной им книги.

В тот день он как раз отправился к своему издателю и обещал мне сразу сообщить, чем закончится разговор с ним. Поэтому, когда раздался телефонный звонок, я была в полной уверенности, что это он. Но это оказался Джордж.

— Тебе, наверное, Саша нужен, — сказала я. — К сожалению, сейчас его нет дома.

— Вот и не угадала. Звоню тебе, — услышала я не без удивления на том конце провода. — Жена Ростова обмолвилась, что ты лежала в больнице…