Мартина Боргер - Кошачьи язычки

Она заняла парту за мной и Норой, и на первом же уроке я заработала замечание в дневник, потому что сразу начала вертеться, так не терпелось мне с ней поболтать. Девочка, сидевшая за моей спиной, интересовала меня гораздо больше, чем дроби или члены предложения, она притягивала меня как магнит. У нее в ушах матово переливались настоящие жемчужины, а глаза светились какой-то тайной, она совсем не походила на других девочек из Пиннеберга, она была как раз такая, какой хотела быть я, она была другая. Никогда не смущалась перед учителями, как это часто бывало со мной. В школе Клер чувствовала себя свободно, как будто ее окружала аура, в которую никто не решался вторгнуться.

Раньше всех из нас у нее появилась грудь. Перед уроками физкультуры я смотрела на нее в раздевалке и завидовала. Но потом я неожиданно ее обогнала, потому что у меня первой в классе начались месячные. Как все нормальные девочки, я, конечно, находила это неудобным и отвратительным, но в то же время принимала как некое посвящение. Следующей после меня оказалась Нора, и ее Мамуля завела для нее специальную тетрадочку, которую Нора потом постоянно таскала с собой. Это было ее расписание , скрепленное подписью фрау Тидьен и старой Оппенковски. Нора переносила «Красную Армию» очень тяжело, даже спортом в эти дни не могла заниматься. А потом, безо всякой задней мысли листая дневник Ледяной принцессы, я случайно обнаружила, что та уже целую вечность среди «посвященных», просто не считала нужным об этом говорить. Я чувствовала себя обманутой вдвойне и потребовала от нее объяснений. Она в ответ просто сказала, что у нее эти дела начались еще в одиннадцать лет, но больше на эту тему распространяться не стала. Я поняла, что ей неприятно это обсуждать и заткнулась.

Если я правильно понимаю, мы с Клер всегда как бы соревновались друг с другом. В детстве мы сами не отдавали себе в этом отчета, настолько были разными, просто две противоположности, и для себя, и для остальных, но прежде всего — для Норы, так что нам и в голову не приходило соперничать. Додо и Клер, Клер и Додо. Мы были парой, а Нора — фоном.

Возможно, я — единственный в мире человек, с которым, считая школу и Мюнхен, ее связывает столько лет тесного общения. Но знаю ли я, что происходит в ее душе? То, что она ни разу даже не намекнула мне на свой план с завещанием, как раз понятно, — чтобы в крайнем из самых крайних случаев это стало для меня приятным сюрпризом. В конце концов, кому еще ей оставить свою кучу денег, детей-то у нее нет? Но зачем она жрет таблетки? И как я понимаю, намного больше, чем нужно для здоровья.

— Эй, — окликнула я ее. — Ты что там, уснула?

Она с зажмуренными глазами нащупала кран и пустила теплую воду.

— Я должна тебе кое-что рассказать, — сказала она. — Об очень давних делах. И я очень прошу тебя набраться терпения. Мне это нелегко, понимаешь?

— «Понимаешь» — это слово из Нориного лексикона, — хмыкнула я. — Кстати, она жутко надулась. Видимо, в ближайшие часы нам придется с ней поговорить, как думаешь?

Она погрузилась в воду с головой, оставив на поверхности только волосы. Со временем ее конский хвост постепенно, сантиметр за сантиметром, укорачивался, но как-то незаметно, так, что это не бросалось в глаза. Похоже, дело дошло до того, что от него скоро вообще ничего не останется. Она вынырнула и пригладила ладонями голову.

— Если будешь меня перебивать, ничего не получится. Я хочу рассказать тебе о том, что случилось, когда я была маленькой. Потому что это меня мучает до сих пор…

Она запнулась, и я на всякий случай еще раз прикурила сразу две сигареты.

— Когда Баке взяли меня из приюта, — начала она, — мне было четыре года, и…

— Что я, не знаю? — не удержалась я. В конце концов, что она со мной, как с чужой? Мы ведь подруги, и знакомы всю жизнь. — Сначала вы жили в Киле, потом в Плене, а потом они переехали в Пиннеберг, и ты пришла в наш класс. У тебя были сережки с настоящими жемчужинами.

Она затянулась и сунула окурок тлеющим концом в пену.

— Была коробка… — снова заговорила она. — В ней хранились вещи моих родителей. Письма, фотографии, сувениры. После их смерти ее передали в приют, а потом вручили Баке. И они все уничтожили. Все. Осталась всего одна фотография. Они хотели, чтобы я начала жизнь с ними с чистого листа.

В дверь постучали. Ага, моя индейка с ананасом.

— Секундочку! — воскликнула я и бросилась к двери. — Не забудь, ты остановилась на словах «жизнь с чистого листа».

Я им помешала, в этом нет ни малейших сомнений. Они ждали заказ в номер. Додо попыталась при виде меня скрыть удивление. А может, это был испуг? Или досада? Во всяком случае, я явно явилась некстати, прервала их секретный разговор, какая бестактность. Интересно, о чем они говорили? Уж не обо мне ли?

Я остановилась в дверях.

— Извините за вторжение, — пробормотала я. — Я только хотела узнать, есть у вас планы на сегодняшний вечер или нет.

— Черт бы побрал мою вечную вежливость!

Додо потащила меня в комнату.

— Планы, планы… Да брось ты свои церемонии!

В комнате страшно накурено, просто дышать нечем, но я промолчала, в конце концов, это же не мой номер. В приоткрытую дверь ванной я увидела Клер — в ванне, лицом к стене. Во мне опять зашевелилось дурацкое чувство ревности: ей неприятно, что я застала ее голой?

— В общем, я вас приглашаю, — провозгласила я. — «Эрмитаж», лучший ресторан города, французская кухня. Идет? Я заказала столик.

— Французское — лучше не бывает, — хихикнула Додо. Что она имела в виду? — А где ты так долго пропадала? — Она изобразила жгучий интерес. — А ну давай, колись! Чем занималась без нас?

Лицемерит, как всегда.

— Ничем таким особенным, — ответила я. — Немного погуляла. Потом заказала столик. На восемь часов, нормально? Встречаемся без десяти, хорошо? — Я сделала шаг к двери, намереваясь уйти, пока окончательно не задохнулась.

— Хорошо, — легко согласилась она и вдруг в упор посмотрела на меня: — Ты чем-то недовольна?

Недовольна! Вот в этом она вся! Ей и в голову не придет, что я могу быть обижена, огорчена, расстроена. Что мне может быть одиноко, что я чувствую себя отвергнутой. Нет, по ее мнению, я недовольна.

— Чем я могу быть недовольна? — буркнула я. — Ладно, до встречи.

Я чуть помедлила, надеясь, что она предложит мне остаться. До восьми еще целых два часа, мы могли бы провести это время вместе, выпить чего-нибудь, поболтать, просто посидеть вместе, наконец, прогуляться! Но они не стали меня удерживать, им не терпелось остаться одним. Или они думают, что я ничего не замечаю? Или, наоборот, специально постарались, чтобы я заметила?

Не успела исчезнуть Нора, явился коридорный. Додо с сандвичем в руке удобно устроилась на моей кровати и принялась щелкать пультом телевизора. Уже забыла наш разговор. Я опять упустила подходящий момент.