Пенелопа Лайвли - Жаркий сезон

Полина кладет трубку, отключая коттедж в Поуисе вместе с его звуками. Складывает заметки в большой конверт. Сегодня почтальон уже заезжал, значит, надо ехать в поселок.

Полина фломастером большими буквами пишет на конверте: «ПОУИС» — и глядит в окно на свой личный участок пейзажа, изумляясь относительности расстояний. Незнакомый молодой человек с его шумным коттеджем одновременно рядом и за сотни миль.

Пока они говорили, крики играющих детей заглушали тарахтение трактора на проселочной дороге перед «Далями». И в голове у Полины возник образ маленькой Терезы среди разбросанных по линолеуму игрушек. Тереза сидит на корточках и смотрит, как Гарри у окна говорит, прижимая к уху черную телефонную трубку.

Трактор остановился чуть дальше по проселку, тракторист разговаривает с Чонди, который объезжает свои владения на видавшем виды «пежо». Трактор — флагман его флота, сверкающее красное чудище. Водительская кабина тонированного стекла расположена высоко и полностью изолирована от мира, так что тракторист плывет над полями, словно космонавт в гермокапсуле. По слухам, в некоторых таких машинах есть даже телевизор, но у Полины не было случая проверить. Чонди заканчивает давать указания и садится в «пежо», тракторист забирается в свою капсулу, и трактор, рыча, движется в сторону шоссе. Чонди медленно едет мимо «Далей» — вероятно, на птицеферму за холмом. Все работающие люди в пределах видимости из окна перемещаются исключительно на колесах. Ходят тут только чужие, против которых Чонди ведет войну: ставит заборы из колючей проволоки, утверждая, что на его территории общественных троп нет.

Полина садится в машину и едет в поселок. Иногда она ходит пешком, но это далеко, а идти приходится по шоссе; живописной сельской дороги тут не предусмотрено. Она паркуется рядом с магазином «Мейс», где теперь почта. Число заведений в деревне стремительно убывает. Школа закрылась несколько лет назад. «Мейсу» грозит та же участь — он не выдерживает конкуренции с гипермаркетами в Хэдбери. Только паб еще держится — правда, исключительно за счет того, что попал в путеводители. Теперь тут подают граавилохи, кускус и гаспачо. Его фасад украшают фуксии, лобелии и петуньи, раскормленные удобрениями до исполинских размеров.

Полина проводит в «Мейсе» довольно много времени: надо взвесить конверт, купить марки, а заодно и кое-что из еды, чтобы не ездить лишний раз в Хэдбери.

Выходя на улицу, она видит Мориса, который только что показался из телефонной будки напротив магазина.

В первый миг ее берет оторопь. Она не видела его машину — наверное, он подъехал, пока она была в «Мейсе». И зачем ему было звонить из автомата?

Если их телефон неисправен, всегда можно позвонить с ее.

— Привет! — говорит Морис. — Мы могли бы друг друга подбросить.

— У вас телефон сломался?

— Нет, нет. Я поехал за марками и внезапно вспомнил, что не сделал деловой звонок. Давайте выпьем кофе. — И он указывает на паб.

Они садятся на открытой веранде. Утро чудесное — значит, днем будет по-настоящему жарко.

— А знаете что? — говорит Морис. — Лето угрожает быть хорошим в смысле погоды.

— Похоже на то.

— Британскому туристическому бизнесу это принесет несколько миллиардов. А из-за обычного эффекта запаздывания ложные представления об английском климате приведут к тому, что на следующий год приток туристов еще увеличится.

— Возможно.

Морис заметил, что Полина отвечает рассеянно. Он вообще чуток к чужим настроениям, хотя смена темы не обязательно вызвана реакцией собеседницы. Сейчас он предпринимает маневр, который сразу заставляет Полину насторожиться.

— Где вы жили, когда Терезе было столько, сколько сейчас Люку?

По странному совпадению это ровно то, о чем она думала минуту назад, — отсюда и настороженность. Полина называет город, где жила с Гарри, когда тот стремительно делал карьеру. Город, где она пыталась сжечь книгу… хотя об этом Морису знать незачем.

— А что?

— Мне интересно, в городе или в деревне. Тереза сегодня утром уверяла, что никогда не жила в деревне.

— Она и не жила, если не считать летних каникул. Я тоже. Да и тут мы не живем — только гостим.

— Согласен. — Однако Морис явно подбирается к чему-то другому. — Как вы думаете, материнство вас изменило?

Полина пристально смотрит ему в лицо. Чувствуется, что для Мориса это вопрос не праздный.

— Мне ли судить?

— Тереза изменилась.

— В каком смысле?

— Она более… сосредоточенна, — говорит Морис. — Меньше… распыляется.

— Вы говорите о ней так, будто она — химический опыт.

Морис улыбается:

— Вы поняли, о чем я. Занятный процесс — наблюдать, как человек, которого очень хорошо знаешь, претерпевает изменения. Вы помните, как это происходило с вами? В пяти минутах ходьбы от соборной площади… Вы когда-нибудь жили в пяти минутах ходьбы от соборной площади?

— Нет, — говорит Полина. Не совсем понятно, на какой вопрос она отвечает. И вообще, отвечает или дает понять, что тема закрыта.

Морис видит, что ничего не добьется. Он смотрит на Полину — добродушно, хитровато, словно говоря: «Разумеется, вы вправе отмалчиваться, но я отметил вашу скрытность и нашел ее любопытной». Полина испытывает досаду и одновременно смутное чувство, что Морис ее переиграл. Он начинает описывать новый туристический объект, который посетил на прошлой неделе — воссозданный городок времен промышленной революции под Бирмингемом. Он блестящий рассказчик, и Полина, несмотря на внутреннее сопротивление, слушает с интересом. Морис изо всех сил старается доставить ей удовольствие, и ему, опять-таки вопреки ее воле, это удается. Солнце приятно припекает, они сидят перед пабом, допивают кофе рядом со старой деревянной тачкой, уставленной цветами в горшках, и телегой, в которой буйно цветут бархатцы и лобелии.

— Ладно, — говорит Морис. — Надо сходить за марками, пока я не забыл, зачем приехал.

Он уходит в магазин, Полина садится в машину и еще раз смотрит на телефонную будку. Потом едет назад в «Дали».

Она редко вспоминает тот город, а когда вспоминает, он распадается в ее памяти на два почти не связанных между собой места. Одно — тихие улочки, где молодые мамы вроде нее гуляют с колясками. Великолепный собор, связывающий прошлое и настоящее. Университет, где преподает Гарри, кампус на окраине города, выстроенный по проекту модного архитектора: снаружи кирпич и бетон, внутри — светлая шведская мебель, льняные шторы редкого плетения, жизнерадостные студенты, рядом с которыми Полина в свои двадцать семь чувствует себя старой. Викторианский дом с садиком, тихие комнаты, где она занимается Терезой и ждет Мориса с работы. Ничем не примечательное место. По-своему трогательное. Несколько лет назад Полина оказалась неподалеку и нарочно сделала крюк, чтобы проехать через город. Там все по-прежнему — улочки с магазинами, внушительная громада собора. И есть другое место, которое всегда с нею, хотя давно в прошлом. Место, где она подносит спичку к смятому машинописному листу и где Гарри стоит у окна, прижимая к уху телефонную трубку. Когда Полина входит, Гарри поворачивается к ней.