Майк Гейл - Моя легендарная девушка

— Хорошо, — сказала она. По голосу было слышно, что она разочарована, но сам я был разочарован куда сильнее. — Счастливого дня рождения, Вилл. — И почти беззвучно она добавила: — Я люблю тебя.

— Я тебя тоже люблю, — ответил я.

Алисино «я люблю тебя» отличалось от Мартининого, как день и ночь. И это вовсе не значило, что между нами что-то такое особенное происходит. Это просто отчаяние говорило устами двух отчаявшихся людей.

Алиса стала прощаться.

— Слушай, спасибо за…

— Не за что, — сказал я. — Чепуха. Мы же все-таки друзья.

11:57

Я сидел, переключая телевизор то на программу по садоводству, то на повторение «Гранж Хилл», то на «Волтонов» [88] Телевизионные сериалы. . Пестрый — серый с белым — голубь опустился на мгновение на подоконник, поворковал и исчез в утреннем небе. Дождь перестал, солнце ярко отражалось в сотнях дождевых капель на стекле, и они сверкали, как звезды. Я открыл окно и вернулся на кровать.

Вполне возможно, это был одновременно самый худший и самый лучший день рождения в моей жизни. С одной стороны, если бы дни рождения для меня что-то значили, этот оказался бы той последней соломинкой, которая переломила спину данному конкретному верблюду. В конце концов, мне уже двадцать шесть. Я все еще прихожу в себя после того, как чуть не стал отцом, в меня отчаянно и безответно влюблена какая-то ненормальная, я сижу в этой жалкой квартире, в губительном для здоровья районе Лондона, и в полном одиночестве разом справляю день, когда я родился, и день, когда меня бросила любимая девушка. Впрочем, именно этот момент (полное одиночество) казался мне радужным проблеском в затянутом тучами грозовом небе моего настоящего. Двадцать пятый день своего рождения я провел с Тамми и Саймоном в «Королевском дубе». Это было ужасно. Пока я, изнемогая под бременем личной трагедии, горько оплакивал ушедшую юность и загубленную жизнь, мои спутники болтали о том, что Рэй и Софи (с которыми они на паях снимали дом) вот уже две недели не покупают туалетную бумагу в общий туалет.

Зазвонил телефон.

Мой мозг отозвался на звонок через долю секунды после того, как он прозвучал, но мое тело не собиралось так быстро реагировать. Расстояние между мной и телефоном, который был погребен под грудой одежды у шкафа, казалось таким огромным, что я даже не предполагал, что сумею его преодолеть. В общем, автоответчик включился раньше, чем я дотуда добрался.

— Привет, вы позвонили мне, — сказал автоответчик с тем невыразительным акцентом, с каким говорят в восточных графствах, — говорите, что вам от меня нужно, после гудка.

Прозвучал упомянутый гудок.

— Привет, Вилл, — сказал голос Кейт, — я просто хотела поболтать. Я, наверное, перезвоню позже.

Я бросил попытки добраться до телефона и лег животом на ковер, неудобно упершись ногами в край кровати. «Стоит ли поднимать трубку? — размышлял я. — Если я отвечу, придется с ней разговаривать. Хоть она мне и нравится, я не уверен, что хочу сегодня общаться с внешним миром. Сегодня — мой день рождения. Сегодня ровно три года, как меня бросили. Сегодня — сегодня. Да, мне нравится Кейт, но мне нужно передохнуть. Я всегда могу ей перезвонить. Да, точно, я перезвоню ей попозже».

Я поднял трубку и извинился.

— Прости, что так вышло.

— А мне уже показалось, тебя нет дома, — сказала Кейт. — Тогда воскресенье было бы испорчено.

— Но мы же не хотим испортить тебе воскресенье? — ответил я и подумал — научусь ли я когда-нибудь сдерживать свое чувство вины? — Как поживаешь?

— Ничего, наверное, — она вздохнула. — После нашего вчерашнего разговора я постирала в прачечной внизу и собиралась сидеть дома, но потом Паула и парочка ее знакомых уговорили меня сходить с ними в город выпить. В конце концов я оказалась в клубе, а потом мы продолжили здесь — взяли четыре бутылки «Мартини» и смотрели вторую половину «Офицера и джентльмена» [89] Американский художественный фильм (1982), режиссер Тейлор Хэкфорд. . Ричард Гир может умчать меня на своем мотоцикле, когда только пожелает.

Я попытался рассмеяться, но получилось что-то среднее между презрительной ухмылкой и кашлем — я уже жалел, что взял трубку. Кейт меня совершенно не радовала, наоборот, вгоняла в невероятную тоску. Надо было слушать свою интуицию. Я не чувствовал особого желания разговаривать, а поскольку такое настроение у меня уже бывало, я понял, что если этот разговор быстро не закончить, то я начну вести себя по-хамски (еще больше, чем обычно), а тогда и до беды недалеко.

— Чем вчера занимался? — спросила Кейт.

— Да ничем особенным, — я облизнул губы и почесал затылок. — Заскочили два приятеля, и мы двинули в Вест Энд, выпить чего-нибудь. В «Бар румба». Знаешь, где это? — Она сказала, что знает. — Хорошо повеселились. Я в результате подцепил одну девицу, Аннабел зовут.

— Я так понимаю, она сейчас не с тобой, — сказала Кейт. — Ну и как она?

Я попробовал уловить хоть какие-нибудь эмоции в голосе, но там не было и намека на ревность.

— А откуда ты знаешь, что ее здесь нет? — спросил я.

— У тебя не такая большая квартира, чтобы ты мог сказать про девушку, с которой только что спал, что это «девица, которую ты подцепил». Разве не так? — ответила Кейт. — Не забывай, что я там жила.

Я рассмеялся.

— Ну да, она рано утром ушла.

Я думал, Кейт положит трубку.

— Я спросила, как она? — повторила Кейт. Не то чтобы агрессивно, но уже близко к этому.

Я ответил на вопрос.

— Честно говоря, не в моем вкусе. Глуповата. Я спросил, кто ей больше нравится из «Старски и Хатч» [90] Телевизионный сериал (1975). , а она сказала — Хатч, хотя все знают, что Старски был круче, потому что у него машина была лучше, и свитера, да и вообще Хатч — кретин.

— По-моему, это ты ведешь себя, как кретин, Вилл.

— Может быть.

— Определенно.

— Возможно.

— Несомненно.

— И что же нам делать? — спросил я.

— Я положу трубку, — твердо сказала она, — и больше никаких разговоров. Никогда.

— Ну пока тогда.

— Успехов.

Она бросила трубку.

Я встал с кровати и закрыл окно. Солнце уже ушло. Соседский пес в исступлении облаивал белку на дереве. Я подумал, может стоит одеться и позавтракать? Я старался думать о чем угодно, только не о Кейт и не о том, какой я идиот. Я снова залез в постель и укрылся одеялом с головой.

Если не задумываться, неопределенный статус наших взаимоотношений мог позволить моей совести спать спокойно. Но не тут-то было. Если тому, что между нами возникло, не было подходящего имени, это еще не значит, что на это можно наплевать. Мое вранье не могло не обидеть Кейт, потому что, если бы такое наговорили мне, я бы почувствовал себя опустошенным. Я просто собрал в кучу все самые отвратительные штампы поведения «настоящего мачо» и бросил ей в лицо. Я хотел, чтобы Кейт меня простила. Но этого мало — я хотел, чтобы мы снова стали друзьями. У меня был номер ее телефона. Я нацарапал его на обложке одной из тетрадок моих школьников — на тетрадке Лиама Феннеля, если быть точным, во время нашего доисторического разговора о смерти. Я помню, как в тот момент подумал, что этот ее жест означал поворотный момент в нашем знакомстве: она позволяла мне войти, стать частью ее жизни, она показывала, что доверяет мне, — единственным доступным ей способом. Это было нечто столь же личное, как поцелуй.