Назим Ракха - Плакучее дерево

— И давно ей это известно? — спросил он.

— Не знаю, — ответил Мейсон и подтянул повыше рукава пиджака. — Может, неделю. Точно не знаю.

— Черт.

— Это точно. — Мейсон обошел стол и тоже сел. — Зачем ты это сделал, Роббин?

— Что именно?

— Лгал. Какого хрена ты лгал о том, что произошло? Почему ты ничего не сказал — ни полиции, ни адвокатам, никому? Почему ты никому не сказал, что пытался себя защитить?

Дэниэл посмотрел на лампу под потолком — та негромко жужжала и время от времени мигала.

— Это было так давно, — наконец произнес он.

— И что из этого?

— Послушайте, мистер Мейсон. Мне с самого начала ничего хорошего не светило. Подумайте сами. Ведь кто я такой? Кем я был в их глазах? Да вы сами знаете, что я прав, и вот что я вам скажу. Какая разница. Ни тогда, ни сейчас. Как только раздался выстрел, на моей жизни можно было ставить крест. Зря я тогда не пустил в себя пулю. Не хватило духу.

— Но ты пытался защитить того парня.

— Нет. В этом вы ошибаетесь. Если бы мне хотелось его защитить, я бы не пошел к нему домой. Нет, в тот день я думал не про Шэпа, я думал о себе. И ни о ком больше.

— И когда вошел его отец? Что тогда?

— «Что тогда», мистер Мейсон. Вам не приходило в голову, что я ждал его прихода? Скажите, с какой стати я взял с собой пистолет? Я хотел пристрелить этого чертова папашу и сделать ноги — вместе с Шэпом. Мы мечтали с ним сбежать — исчезнуть навсегда из этого тухлого городка, из штата, одному Богу известно, откуда еще. Но только не надо думать, будто я пытался защитить этого парня. Как бы не так.

Заключенный и начальник тюрьмы посмотрели друг на друга и отвернулись.

— Ты ошибался, — произнес Мейсон.

— Это в чем же?

— Миссис Стенли. Она вовсе не держит на тебя зла из-за вас с Шэпом. На самом деле она хочет тебе помочь.

— Помочь?

— Она считает, что ты не заслуживаешь казни. Она считает, что ты встал на защиту ее сына.

— Ее там не было.

В тот день, придя дом к Шэпу, он заметил в его глазах страх. Боже, как глупы были они оба. Он тогда уговорил Шэпа сфотографироваться, затем они вместе смотрели телевизор, а затем…

— Да, такую женщину еще нужно поискать, скажу я тебе. На вид даже не скажешь, но на самом деле очень сильная. Она хочет обратиться к адвокату. Рассказать ему все, что ей известно. Говорит, что дойдет до самого губернатора, чтобы только вызволить тебя отсюда.

Дэниэл окинул Мейсона пристальным взглядом:

— Когда я получил от нее письмо, самое первое, знаете, что я сделал?

Мейсон пожал плечами.

— Я плакал. Плакал, как ребенок. Не мог его читать, не мог даже взглянуть на него, потому что тотчас начинал лить слезы. С вами когда-нибудь такое бывало? Простить того, кто не заслужил этого прощения.

Мейсон нахмурился, а Дэниэл про себя задался вопросом, что тот повидал и что делал на своем веку, если жизнь занесла его на такую работу. А еще эти его глаза — темные, словно два колодца, его осанка, эти всегда расправленные плечи и этот шрам, что выглядывал из-за воротника, светлая полоса на фоне кожи цвета кофейного оттенка.

— Нет, — ответил Мейсон. — Такого со мной никогда не было.

— Что ж, это точно пробирает до мозга костей. Хочешь ты того или нет, но оно все равно проникает в душу. Это и боль, и благословение одновременно.

Мейсон кивнул:

— С этим можно бороться. Что-то еще может измениться. Тем более с помощью миссис Стэнли.

— То есть это еще можно оттянуть? Устроить еще одно слушание, поговорить с другими адвокатами, пожить еще в своей клетке? Нет, спасибо, Генерал. Поймите меня правильно, я ничего не имею против жизни. Но я уже убедил себя, что меня ждут вполне приятные вещи по сравнению с тем адом, через который мне пришлось пройти.

— И что же тебя ждет?

— Отдых. Вот и все. Отдых от этой жизни. А то, что задумала миссис Стенли, — мне ничем не поможет, лишь принесет новые заботы. Я устал, мистер Мейсон, мне неприятно вам это говорить, но на следующей неделе вам придется выполнить свою работенку. Так что убедите эту женщину, что мне больше ничего не надо.

— «Работенку»? — воскликнул Мейсон. — И ты называешь это работенкой? Это тяжкое испытание. Это кошмар, Роббин, вот что это такое. А ты позволяешь себе шуточки. — Начальник тюрьмы покачал головой. — Тебе, как я понимаю, хочется, чтобы миссис Стенли получила второго покойника. Так вот сам ей так скажи. И меня уволь.

Мейсон встал, подошел к двери и дважды с силой ударил по ней кулаком.

— Кстати, Роббин, — обернулся к на заключенному. — Сегодня дождь. Настоящий ливень. А воздух? Он пахнет океаном. Как будто эти тучи пришли откуда-то оттуда.

— Блок усиленного режима расположен в северной части тюремного комплекса, — произнес Мейсон, открывая для Ирен дверь.

Она посмотрела на джип и отступила в сторону.

— Если вы не возражаете, я хотела бы сесть сзади, вместе с Блисс.

Мейсон захлопнул дверь, и она села на заднее сиденье, пристегнулась и взяла дочь за руку, мысленно пытаясь решить для себя, хочется ли ей сохранить в памяти то, что окружало ее, — парковку, ворота, колючую проволоку, которой ощетинились стены, — или все-таки лучше закрыть глаза и ничего не видеть. Наверное, их следовало закрыть, как только она прибыла сюда.

Начальник тюрьмы не смог их встретить. Дела, объяснил он. Вместо этого он оставил на КПП распоряжение, чтобы Ирен с дочерью пропустили. Однако дежурный охранник, тощий тип в захватанных пальцами очках, этого распоряжения не получил и в течение как минимум минут десяти допрашивал их, прежде чем наконец разрешил положить вещи в сейф и пройти сквозь металлодетектор. На Блисс что-то зазвенело, и ей пришлось пройти за ширму, где ее продержали гораздо дольше, чем Ирен сочла нужным.

Мейсон повел джип вперед, а Ирен прислонилась к дочери и спросила, что, по ее мнению, помогло сдвинуть эту махину с места.

— Бюст, — прошептала Блисс. — Он, и только он.

Ирен закрыла глаза.

Вскоре джип остановился, и Мейсон обернулся на пассажирок:

— Готовы?

Руки Ирен тряслись. Все вокруг казалось ей нереальным. И внутренняя обивка джипа, и озабоченное выражение на лице Мейсона, и белое двухэтажное здание, чем-то похожее на морг. Даже рука дочери и та показалась ей каким-то муляжом. Тем не менее она кивком ответила на вопрос и вышла из машины, после чего они с Блисс проследовали за начальником тюрьмы по длинному, затянутому сеткой тоннелю. Над их головами медленно плыли облака, время от времени игриво подталкивая друг друга, словно гигантские барашки. В конце тоннеля прогудел сигнал, затем раздался щелчок, и тяжелая металлическая дверь отъехала в сторону.

За дверью стоял черный охранник. Он поздоровался с Мейсоном, как только все трое вошли внутрь, и дверь вновь встала на место. Ирен поежилась. Казалось, будто это навсегда. Словно кто-то поставил в конце ее жизни жирную точку. Мейсон указал вперед, давая понять, что дальше их с Блисс поведет надзиратель. Вчетвером они зашагали по ярко освещенному коридору, в котором стоял резкий запах нашатыря. «Боже, дай мне сил», — молила про себя Ирен, вдыхая затхлый тюремный воздух. Дойдя до середины коридора, надзиратель остановился перед какой-то дверью. Раздался звуковой сигнал. Дверь открылась, и охранник пустил Ирен, Блисс и Мейсона внутрь. Это оказалось служебное помещение — два стула, стол, стеклянное окно, выходившее на тюремную камеру.