Назим Ракха - Плакучее дерево

— Роббина переведут сюда через пару дней, — пояснил Мейсон. — Здесь даже лучше, чем там, где он содержится сейчас. Просторнее, тише.

Ирен кивнула и попыталась представить, каково обитать в этом месте. При этой мысли ее передернуло, и она отвернулась. Начальник тюрьмы прошел на другую сторону кабинета и открыл еще одну дверь. Внутри оказалось небольшое прямоугольное помещение, с окнами справа и слева. Жалюзи с обеих сторон были опущены. Справа стоял металлический стул. Перед ним — небольшой столик с черным телефоном и коробка бумажных носовых платков.

— Роббина вы увидите по ту сторону окна. — Мейсон постучал пальцами по стеклу. — Вы сможете разговаривать с ним по телефону. Мы с вашей дочерью подождем в соседней комнате, но я должен предупредить вас, что все, что вы скажете, будет прослушиваться. С Роббином в камере останется надзиратель, и ваш разговор мы с вашей дочерью услышим через динамик. — Он посмотрел на часы. — Вспомните, что у вас всего десять минут. Если же вам этого много, скажите, и свидание будет окончено.

— Хорошо, — кивнула Ирен, — я учту.

Блисс подошла к матери и протянула руки, словно хотела обнять. Но вместо этого она просто поправила на Ирен воротник и сняла с пальто видную только ей ворсинку.

— Если он готов бороться, — сказала она, — я тебе помогу. Мы с папой поможем.

Ирен прикусила губу, не зная, что ответить. Затем Блисс и Мейсон вышли из комнаты.

Ирен уставилась на дверь. У Блисс накануне состоялся телефонный разговор с Нэтом — отец и дочь проговорили почти целый час. И все это время Блисс нервно расхаживала взад-вперед под навесом у входа в мотель. Когда она вернулась, глаза у нее были заплаканы, однако Ирен не стала задавать лишних вопросов.

Она отвернулась от двери и обошла тесное помещение. Серые стены, серый линолеум. Небольшое отверстие в потолке. Толстое стекло, жалюзи, металлический пюпитр, телефон.

По другую сторону стекла раздался какой-то звук, жалюзи вздрогнули и пришли в движение. Ирен быстро прошла к стулу, сняла пальто и села, глядя на собственное отражение. Передние жалюзи медленно поползли вверх, и постепенно ее взору предстал тот, кто сидел по ту сторону стекла.

Еще во время суда он показался ей каким-то тщедушным, с горящими, словно бусины, глазами. Все остальное изменилось до неузнаваемости. Волосы поредели, в них появилась первая седина. Лицо не то чтобы постарело, а скорее осунулось. Закованной в наручники рукой он потянулся к телефону и положил трубку между щекой и плечом. Ирен последовала его примеру и тоже подняла трубку. Правда, первые несколько секунд они сидели молча. Никто не решался заговорить первым. Десять, двадцать, тридцать секунд, а он продолжал буравить ее пронзительным взглядом. Впрочем, молчание ее не тяготило. В некотором роде оно было красноречивее всяких слов. И она поняла. Поняла все.

— Вы отказываетесь от моей помощи.

Он посмотрел вниз, и Ирен решила, что он молится.

— Миссис Стенли, мне ничего не нужно.

— Но…

Он одними губами произнес слово «нет».

— Но ведь для вас есть выход. Вы сами это знаете.

Он улыбнулся и покачал головой, как будто она была напуганным полусонным ребенком, который проснулся и не может понять, где находится.

— Но, Дэниэл, ведь произошла ошибка. Вы убили Шэпа нечаянно.

— Вы правы, миссис Стенли, произошла ошибка. Страшная ошибка. И я с тех пор раскаиваюсь в ней.

— Но вы не обязаны из-за нее умирать.

— О, люди постоянно умирают из-за чьих-то ошибок. Одной больше, одной меньше — какая разница.

— Как вы можете так говорить? Конечно, разница есть, и немалая.

Ирен подняла глаза от Дэниэла к надзирателю. Тот стоял за его спиной, сложив на груди руки. Черт, входя сюда, она же дала себе слово, что постарается не расплакаться.

— Послушайте, миссис Стенли, я хочу, чтобы все поскорее закончилось. Я мечтаю об этом дне — уснуть и больше не просыпаться в этом месте. Здесь постоянный шум и постоянный запах. Здесь никогда не знаешь, идет ли на улице дождь или светит солнце. Я сыт этим местом по горло. — Он опустил голову. — То, что вы узнали про нас с Шэпом, про то, что случилось в тот день, ничего не изменит. Я застрелил вашего сына. Этого уже ничто не изменит.

— Но ведь вы это сделали не нарочно! И это должно что-то значить, пусть даже не лично для вас. Но для судьи, для губернатора! Они должны это знать, я заставлю их. И даже если этим я ничего не добьюсь, пусть они, по крайней мере, узнают, что я простила вас, что, казнив вас, они не вернут мне сына, — они должны прислушаться к этим доводам.

— Нет.

— Но почему?

Он поднял взгляд:

— Потому что я готов.

Сердце Ирен колотилось в груди, словно паровой молот, все громче и тяжелей.

— Господи, что с вами? Разве вам не все равно? Или вы не видите, что своим отказом вы сделаете людям больно — мне, тем, кто здесь работает. Неужели вы и впрямь считаете, что кого-то можно незаслуженно отправить на казнь, тем более вас, в то время как вы вообще не должны были попасть в камеру смертников. Черт вас побери, Дэниэл! Ведь не вы это сделали, это сделал Нэт!

— Неправда.

— Ну как вы можете так говорить? Он избил вас, избил Шэпа. Мне это все известно. Вы же всего лишь пытались защитить моего сына, вот и все.

— Это все были ошибки. Как вы сами только что сказали, ошибки. В тот день мне не следовало приходить к вам домой. Шэп просил, чтобы я этого не делал, предостерег меня несколько раз. Но я не удержался и пришел. Так что во всем виноват я. Это я навлек на вашего сына беду. Ничего бы не произошло, если бы не я. Это я допустил ошибку. И ваш муж, и в чем-то даже Шэп. Просто все мы допустили ошибку. Со временем я это понял, миссис Стенли. И вы помогли мне это понять.

Ирен сглотнула комок. Перед ее мысленным взором предстал Нэт. Он стоял рядом с ее грузовичком, а за его спиной медленно угасал день.

— Если бы не мой муж, вы бы никогда не попали сюда.

— И вы тоже, — улыбнулся он ей.

Нет, он сейчас выведет ее из себя. Боже, через что ей пришлось пройти, какое расстояние преодолеть, чтобы добиться встречи с ним, он же пытается доказать ей, будто видит смысл в том, в чем смысла вообще нет.

— Поймите, Нэт рассказал мне все не по доброте души. Просто ему стало известно про нашу переписку, о том, что вы и я… только по этой причине.

— Значит, у нас у всех есть свои секреты. Впрочем, в этом нет ничего удивительного.

Ирен отняла от уха трубку, посмотрела на нее и вновь приложила к виску.

— Это не одно и то же. Мои письма и то, что произошло в тот день. Это даже нельзя сравнивать. Единственная причина, почему он это сказал, — чтобы я вновь прониклась к вам ненавистью. Он подумал, что если я узнаю правду про вас с Шэпом, то никогда больше не захочу иметь с вами ничего общего. И знаете, это почти сработало. Правда, не в отношении меня. Нэт убил своего сына в тот день, когда фактически отказался от него. И решил не говорить мне ничего о том, что наш сын был гомосексуалист.