Барбара Пим - Несколько зеленых листьев

— Вам не хотелось бы, чтоб в нашей церкви аналой был бронзовым, как в некоторых других церквах?

— О нет, ректор, — отвечала она, — мне нравится эта старая деревянная птица, нравится полировать ее. Аналой из бронзы, может быть, и лучше блестит, но зато дерево — это ведь такой благодарный материал, и потом, я льщу себя надеждой, что никто не отполировал бы этот аналой лучше меня.

Том, успокоенный, отвернулся от аналоя. Из слов ее насчет того, что бронза лучше блестит, а дерево зато такой благодарный материал, может получиться тема для проповеди. И конечно же, мисс Ли не ведает сомнений! А если и ведает, то слишком она хорошо воспитана, чтобы даже помыслить докучать ими ректору.

Он прошел к алтарю, где мисс Гранди делала последние штрихи, убирая алтарь розами.

— Розы в ноябре, подумать только! — сказал он с притворным восхищением. — Он всегда почему-то чувствовал себя виноватым перед мисс Гранди и вел себя с ней неестественно. К таким людям, как она, вечно требуется проявлять участие, хотя и непонятно какое, а кроме того, он смутно догадывался о том, что она не принадлежит к поклонницам его проповеднического дара.

— О, у нас в саду розы еще цветут, — сказала она своим звучным голосом, — а эти, я думаю, неделю здесь еще продержатся. Надо будет только добавить листочков. Несколько зеленых листьев могут совершенно изменить картину.

«Вот и еще одна крупица для проповеди, — подумал Том, — и можно присовокупить ее к словам о благодарном дереве». Но подозрение, что эти пожилые дамы подсказывают ему темы для проповеди, действовало угнетающе. И он решил этих тем не использовать.

— Цветы и растения вас так любят, — сказал он, ухватившись за столь редкий дар мисс Гранди.

Возможно, она единственная смогла бы вырастить зернышки пшеницы, найденные среди погребальных покровов в древних могильниках. В какой-то местной хронике он прочитал, что в двадцати милях отсюда нашли такие зерна. Если б только удалось заполучить их. Уж тут-то мисс Гранди бы развернулась!

Лелея воспоминания о юных годах, проведенных в усадьбе в качестве гувернантки, мисс Верикер в своем уэст-кенсингтонском заточении решила, пока жива, съездить в последний раз в поселок и повидать дом, церковь, мавзолей и тех немногих, кто ее еще помнил. Для поездки она выбрала чудный ноябрьский день, когда сияло солнце и пахло почти как весной — такие дни нам дарит иногда взбалмошная английская осень. На Пэддингтонском вокзале она села на поезд, чтобы добраться до ближайшей к поселку станции, но ни племяннику, ни его жене она ничего о своем замысле не сказала. В конце концов, едет она только на день (за полцены по своему пенсионерскому льготному билету), а к вечеру вернется. В поселке она тоже никого предупреждать не станет — нагрянет неожиданно к мисс Ли, возможно к легкому завтраку, но утруждать кого бы то ни было она не собирается. Для нее сгодится и хлеб с сыром — «завтрак землепашца», как в шутку называют такую еду, — и хотя на землепашца мисс Верикер отнюдь не похожа, не больше нее похожи на землепашцев и завсегдатаи пивной, которую облюбовал себе ее племянник, где подают такой завтрак.

Сидя в поезде, она размышляла о племяннике. Конечно, теоретически он был бы счастлив отвезти ее на машине куда угодно, но практически выбрать время для этого не так легко. Во-первых, ехать он может только в субботу или воскресенье, причем в субботу всегда найдутся дела поважнее, в воскресенье утром он моет машину, а днем скорее всего отправляется в гости к родителям жены. Ей еще повезло, разумеется, что ее так вот «приютили» — ведь большинство вовсе не считает заботу о тетке в числе первейших, но она была любимой сестрой умершей матери племянника, и поэтому к ней относились с суеверным почтением. Когда же ей стукнуло семьдесят и, хотя она прекрасно сохранилась для своих лет, если не считать подверженности бронхитам в холодное время года, она состарилась, что вполне естественно, ее стали почитать как относящуюся к категории людей, называемых «престарелыми». Так что, строго говоря, жаловаться мисс Верикер в ее теперешней жизни остается только на то, что эта жизнь теперешняя, а не прошлая.

После Оксфорда поезд, казалось, замедлил ход, словно торопиться больше было незачем: когда придет, тогда придет. Поезд останавливался на станциях, которые мисс Верикер помнила с незапамятных времен, только находились они теперь в печальном запустении — аккуратных садиков возле них уже не было, а росли там лишь бурьян, сорняки и одичавшие потомки самых выносливых садовых растений. Ее «хозяева» всего этого бы не одобрили, подумала она, выходя на станцию и предъявляя свой льготный билет юноше, видимо исполнявшему тут обязанности начальника. Машина из усадьбы ее, конечно, не встречала, да и вообще никакой машины ей не попалось, хотя возле станции и было припарковано великое множество машин, гораздо большее, чем в прежние времена. Наверное, многие теперь ехали с этой станции на работу в Оксфорд или даже в Лондон, а вечером возвращались.

В поселок она отправилась пешком. До опушки леса меньше полумили — такое расстояние она пройдет с легкостью. А потом после приятной прогулки по лесу, насладившись видом усадьбы, она появится в поселке, к изумлению мисс Ли или даже самого доктора Геллибранда — ректора она, конечно, не удивит, так как с теперешним ректором она не знакома, — а кроме того, несомненно, в поселке еще найдутся люди, помнящие ее.

Утренний врачебный прием в поселке близился к концу — для доктора Геллибранда, как и для доктора Шрабсоула, он оказался весьма насыщенным. В приемной толпились люди, хорошо друг друга знавшие; встретившись в подобных обстоятельствах, они могли бы выразить удивление, если бы опустились до этого. Разговоры сводились к минимуму — в приемной врача отпадает охота к разговорам. Адам Принс и Эмма, очутившись друг напротив друга, он — с собственным номером «Дейли телеграф», она — с растрепанным «Дамским журналом» от прошлого года, взятым со столика в приемной, обменялись приветственными улыбками и тут же снова погрузились в чтение. Адам читал, все больше недоумевая и распаляясь гневом, об иностранных священнослужителях-женщинах в то время, как Эмма изучала письма, содержащие вопросы сексологу. Может быть, и ей стоило бы обратиться к участливой женщине-сексологу, чтобы посоветоваться о неудаче с Грэмом. Но там и советоваться-то, считай, не о чем. Полезнее будет обратиться к страничке кулинара, которая может подсказать ей кое-какие идеи насчет угощения для Тома, если она пригласит его вторично. Помещенные там яркие иллюстрации тоже своего рода пища для размышления.

Доктор Геллибранд начал утро в чудесном настроении. Погода стояла яркая, солнечная, но воздух бодрил осенним холодком, да и дни заметно поубавились. Уютные прохладные ночи обещали к лету неплохой урожай младенцев. Однако при виде вошедшего к нему в кабинет Адама Принса, показавшегося ему живым воплощением здоровья — упитанный, гладкий, благополучный, как кастрированный кот, — доктор почувствовал разочарование. «К этому-то какая хворь могла прицепиться?» — раздраженно думал он, здороваясь с обычным своим радушием и расспрашивая пациента о самочувствии, в ответ на что последовало: