Джули Тиммер - Лишь пять дней

— Нет!

Она тут же пожалела, что открыла рот. Губы были прижаты к ковру, и теперь теплая, отвратительная на вкус жидкость обволакивала язык и зубы. Она содрогнулась, и часть завтрака тоже вывалилась на ковер.

— Черт побери!

Не имея другого выхода, кроме как опустить руки в эту омерзительную жижу, чтобы получить точку опоры, Мара медленно встала.

Еле ступая, в залитой юбке и мокром нижнем белье она поплелась в ванную, каждый шаг был липким и отдавал мерзким зловонием. Стащила юбку, потом белье, все затолкала в корзину для грязного белья, потом избавилась от кофты и бюстгальтера и швырнула в корзину вслед за остальным.

Раздетая она пошлепала в кухню, чертыхаясь, схватила тряпку, ведро и чистящее средство для ковров. Аккуратно опустилась на колени возле лужи и терла, терла, подливая средство, пока результат не удовлетворил и пятно не исчезло.

В ванной в зеркале она разглядела частицы блевотины на щеке и еще кусок побольше в волосах над ухом. Она вновь почувствовала прилив тошноты и поняла, что организм хочет как можно скорее избавиться от завтрака любым способом.

Усвоив, что нельзя игнорировать позывы организма, Мара уселась на унитаз и оставалась там так долго, пока не удостоверилась, что ничего не осталось.

Она отмотала кучу бумаги и попыталась вытереться, но руки совершенно не слушались, поэтому она ограничилась тем, что стерла коричневые пятна на внутренней части ног, внизу живота и под ногтями.

Она поднесла к носу комок бумаги, чтобы вытереть, но из-за вони конечность дернулась и стукнула Мару по носу. Сдавшись, женщина опустила руку, сопли потекли по подбородку на шею.

Она вспомнила выражение отвращения на лице ребенка в магазине. Вспомнила, как механик в авторемонтной мастерской отступил от нее. Как звучал голос дочери, когда она просила маму спрятаться за деревом, а позже умоляла отца, чтобы Мара никогда больше не выходила из дома.

Было приятно представлять будущее, в котором Лакс мчится домой из школы, устраивается возле мамы и рассказывает, как прошел день. Но суровая реальность не имела с этими фантазиями ничего общего.

А факты таковы: если Мара будет тянуть и дальше, болезнь все чаще и чаще будет ставить ее в неловкие ситуации. И просто вопрос времени, когда это повторится в присутствии дочери! После такого Лакс не будет бежать к кровати Мары, чтобы поболтать, она будет прокрадываться мимо двери в мамину комнату или скорее убегать из дома подальше от отвратительной женщины, которая и в лучшие времена ходила как пьяная, а в худшие писала и какала под себя.

Через некоторое время, даже в те редкие дни, когда Лакс по приказу отца или бабушки с дедушкой будет сидеть у кровати Мары, вдумчивый совет от матери, которая ее внимательно слушает, не будет такой уж ценностью. А позже девочка будет просто таращиться в пустые глаза женщины, которая и не догадывается о том, что кто-то рядом.

Мара, как могла, оттерла себя в туалете, но поскользнулась и упала. Стоя на коленях, она сомкнула губы и старалась не дышать — вокруг были разбросаны мокрые полотенца, горы использованной туалетной бумаги.

Женщина повернулась к душу. Включила воду и, ожидая, пока она нагреется, принялась отмывать руки в раковине, снова и снова. Терла так сильно, что кожа покраснела и начала гореть.

Потом залезла в душ и принялась мыть каждый сантиметр тела, до которого могла дотянуться, больше царапая и скребя, чем отмывая. Скорее, наказывая себя, чем очищая.

Когда закончилось дорогое мыло, она схватила не менее дорогой шампунь, потом кондиционер. Потом гель для душа Тома. Когда в душе опустели все пузырьки, она стала спиной к струе. Горячая вода жгла и колола.

Кожа от трения просто пылала, но женщина не позволяла себе выйти из душа. Мара заслужила это. За то, что собиралась сделать для своей семьи, — заслужила. Она вытянула руки, рассматривая ладони. Несмотря на мыло, гель для душа, шампунь, она все равно чувствовала запах. Теперь она всегда будет его чувствовать.

Развернув ладони, она заметила коричневую кайму под ногтями и горько усмехнулась. Разве это не символ ее полного поражения?

Повернувшись лицом к воде, она подняла голову и заговорила:

— Пожалуйста, исчезни! Ты выиграла! Я проиграла! Оставь меня в покое! Пожалуйста, я умоляю тебя. Не ради меня, а ради Лакс, я ей нужна! Пожалуйста!

Единственным ответом было журчание и звук падающих капель.

А потом это — движение в ее левой руке. Она бы его и не заметила, если бы не узкое пространство. Но здесь жест было невозможно игнорировать, запястье билось о стену душа. Было больно, из-за стресса рука дергалась с куда большей скоростью и силой, чем бывало раньше.

Бах! Бах!

— Пожалуйста, перестань! Пожалуйста!

Бах!

— Пож…

Бах!

— Черт тебя дери!

Грубо схватив левое запястье правой рукой, Мара прижала его к телу изо всех сил. Но все было тщетно — будто держишь рыбу. Рука выскользнула из мокрой ладони и опять стукнулась о стену.

— Прекрати! Прекрати двигаться! Мать твою!

Насадка душа висела над ней. Женщина встала на цыпочки, ухватилась за металлическую трубу, чтобы держаться ровно, и заорала что было мочи, будто в микрофон:

— Ты зло! Чертово зло! Будь ты неладно! Негодяйка! Я тебя ненавижу! Ненавижу каждую чертову клетку в этом проклятом теле! Разве тебе мало? Разве все уже не достаточно плохо? Для меня? Для Лакс? Она, твою мать, всего лишь в детском саду! Неужели. Тебе. Черт тебя дери. Нужно уничтожить. Ребенка. Который ходит в детский сад!

Запыхавшись, она выпустила душ и оперлась о стену, чтобы успокоиться. Повесила голову и сконцентрировалась на дыхании. Потом подняла голову и попыталась поднять руку, но рука тоже устала и упала вниз. Голова склонилась еще ниже.

Проворачивая кран, делая воду еще горячее, она ступила далеко от крана, пока не уперлась в стену позади. Медленно она опустилась по стене, пока не села на пол, теперь крайне горячая вода лилась прямо на ноги. Она дышала глубоко, позволяя пару заполнить легкие. Наслаждалась отсрочкой от…

Бах!

Из глубины души появился всхлип, потом еще один… Она попыталась обнять ноги, а руки согнуть в локтях и положить на них голову. Но левая рука не повиновалась. А правая нога не сгибалась в колене.

— Черт бы это все побрал!

Правая рука лежала на колене, вода лилась на голову, предплечье и левое запястье исступленно бились о стену.

Бах! Бах! Бах!

— Я сдаюсь.

Унылый звук льющейся воды аккомпанировал ударам руки, всхлипам, судорожным попыткам глотнуть воздуха и двум словам, что она повторяла снова и снова, пока вода не стала холодной.

— Прости меня!

К десяти тридцати Мара привела себя в порядок, не забыв на этот раз надеть секретное нижнее белье. Женщина вошла в кухню, скривившись, глянула на недопитую чашку кофе, вылила содержимое в раковину, повернулась достать посуду из посудомоечной машины. Выбрала бокал, потянулась, чтобы поставить его в шкаф, но он выскользнул из рук, ударился о кухонную стойку, упал и разбился. Крошечные фрагменты стекла разлетелись во все стороны.