Джули Тиммер - Лишь пять дней

— Я буду вас навещать.

Мара коснулась пальцами его щеки.

— Я бы этого не хотела.

— Конечно, я знал, что вы так скажете. Вы не захотите, чтобы кто-то видел вас такой.

— Я не хочу быть такой. И не хочу, чтобы меня обслуживали. Кормили, причесывали, купали, — она содрогнулась, — я даже думать об этом не хочу.

— Не хочу хвастать. Но должен сказать, вы не заметили, что в моем присутствии вы расслаблены. И это всего за несколько дней. Вы позволяете мне помогать вам выйти из машины. Позволили поднять кошелек в тот день, помните? А сегодня, с этой… посудой. Вам не кажется, что так можно продолжать, лишь чуть увеличивая степень помощи? Пока вас перестанет беспокоить чужое участие. Даже родители, муж? Люди в санатории?

— Гарри, вы действительно имеете на меня влияние. Я размышляла на досуге, насколько эта неделя, что я провела с вами, изменила меня. Но этого не достаточно. Похоже, степень помощи сейчас — предел, через который я не смогу переступить.

— Старого пса новым трюкам не научишь.

Мара улыбнулась.

— Что-то вроде…

— Да.

— Позвольте задать вопрос. Чтобы немного уровнять наш счет.

Гарри засмеялся.

— Что ж, справедливо!

— Почему бы не написать Каролине письмо и не рассказать, что вы чувствуете? Что вы раскаиваетесь, вам жаль, и что вы хотите все исправить. Не думаю, что кто-то в подобной ситуации первым выйдет на связь, но вовсе не факт, что дочь ничего не хочет о вас слышать. Возможно, она ждет первого шага от вас.

— Я думал об этом. Даже пытался пару раз написать, но все закончилось слезами над бумагой. У меня нет вашей способности связывать слова в предложения. Мое сердце знает, что хочет сказать, но я не могу заставить его подобрать правильные слова.

— Понятно. А если бы вы могли написать ей письмо, вы бы хотели ей сказать больше того, что уже рассказали мне в машине?

Он подумал мгновение.

— Нет. Думаю, мой рассказ суммировал все происшедшее. Нечего добавить, кроме того, что я облажался, мне жаль, и я буду счастлив видеть ее, если она мне позволит! Если подарит еще один шанс. Конечно, я бы сказал это все не двумя предложениями и, возможно, лучше, чем сейчас. Но это основа.

Они молча постояли несколько минут, потом Гарри заговорил:

— Когда вы мне позвонили во вторник, то сказали, что вам понадобится водитель на неделю. Неделя закончилась. Но вы все равно звоните, если что-то будет надо, — последняя фраза прозвучала, как приказ.

— Позвоню. У меня на завтра запланировано несколько дел, потом я отправляюсь на ланч с подругами, а Том ведет Лакс на занятия по балету. Обычно я ее вожу, но…

— Значит, вместо этого вы выполните дела. Со мной. А потом я отвезу вас на ланч.

Гарри наклонился и поцеловал ее в щеку. Прежде чем она отреагировала, он отвернулся и зашагал к машине, помахав рукой на прощание.

Приезд Скотта, Лори и Брэя в школу в середине дня не мог означать ничего хорошего. Губы Куртиса дрожали еще до того, как он спросил:

— Что случилось?

Услышав ответ, он просто свернулся клубочком на полу коридора и заплакал.

ЛаДания не была блестящей матерью. Она оставляла детей одних чаще, чем следовало. Не кормила их иногда, не заботилась о гигиене. Продала половину вещей в доме, чтобы поддерживать свое пристрастие к наркотикам. Она ответила лишь на несколько писем и открыток, которые младший сын прислал ей в тюрьму, и большинство ее ответов занимали максимум две строки. Но она была его матерью. И он думал, что так будет всегда.

Когда он наконец чуть успокоился и смог на них взглянуть, Брэй раскрыл объятия. Но Куртис кинулся на шею Скотту, тот поднял его, обнял. Мальчик так вцепился в него, будто тонул, а Скотт был спасательным кругом.

Учитель виновато посмотрел на Брэя и хотел было передать Куртиса ему, но Брэй покачал головой.

— Он полагается на вас больше, чем на меня, вы должны радоваться, а не извиняться.

Дома у Скотта Куртис свернулся на диване в гостиной, крепко прижав к себе подушку. Брэй присел рядом, что-то тихо приговаривал и гладил малыша по голове. Постепенно ребенок все ближе подвигался к брату, пока не устроился головой у него на коленях.

Скотт вошел позвать их на ужин. Мальчик лежал у брата на коленях, обняв его за талию.

— Есть хочешь? — спросил его Брэй.

Куртис поднял голову, покачал отрицательно, и голова снова упала.

Брэй беспомощно посмотрел на Скотта и пожал плечами:

— Думаю, мы немного посидим здесь, тренер, если вы не против.

— Конечно.

Час спустя вернулись Скотт и Лори. Они поужинали, вымыли посуду. Но братья сидели в той же позе.

— Ты, наверное, умираешь с голоду? — спросил у Брэя Скотт.

Брэй кивнул, но указал рукой на колени и пожал плечами.

— Куртис, — прошептал Скотт, — давай мы уложим тебя в кровать. Я отнесу тебя наверх, если ты не хочешь, чтобы брат…

Без слов Куртис поднялся, подошел к Скотту, протягивая руку, и сказал:

— Сегодня никакого «Стюарта Литтла».

— Конечно, нет, — ответил он, сжимая руку малыша, — это не ночь для Стюарта, — потом, глянув на Брэя, добавил: — Лори поставила твою тарелку в холодильник, поешь.

— Потом мне подняться наверх? Посмотреть, как он там?

Скотт взглянул на Куртиса, который уже слегка посапывал, даже стоя, веки опущены от истощения. Скотт поднял мальчика на руки.

— Не думаю, что кто-то будет бодрствовать, когда ты поднимешься.

Наверху Скотт отыскал старую футболку для Куртиса вместо пижамы, укрыл его одеялами. Под одеялами малыш разрыдался пуще, всхлипы сотрясали все его маленькое тельце. Мужчина почувствовал, что не выдержит и расплачется сам. Он лег рядом с ребенком, обнял его. Не так он представлял себе встречу с мальчиком.

— Знаю, знаю, малыш, — шептал он, — это несправедливо! Мне жаль!

Всхлипы превратились в равномерное дыхание, но Скотт все еще лежал рядом; небо за окном из ярко-серого превратилось в вечернее темно-серое, а потом в глубоко-черное ночное. После десяти Лори заглянула в комнату по пути в спальню и сообщила, что устроила Брэя на диване в гостиной.

— Нужно было приготовить для него одну из пустующих комнат, он на метр длиннее дивана, — отметила она.

Коффманы не обставляли мебелью все комнаты наверху, а предпочли ту небольшую сумму, выделенную для декорирования, потратить на комнаты, которые постоянно использовали.

— Все в порядке. Я предлагал ему один из надувных матрацев много раз, но он всегда говорил, что предпочтет диван. Думаю, он хочет быть поближе ко всем, — успокоил Скотт жену.

После двенадцати лет одиночества с вечно пропадающей где-то матерью и еще шести с маленьким братом, который нуждался в большем уходе, чем Брэй мог обеспечить, юноша стремился избегать одиночества. Когда Скотт и Пит предположили, что в Мичигане он будет жить без соседей, чтобы сосредоточиться на занятиях, он только засмеялся.