Виктор Голявкин - Избранные

Мы с ним второй раз встретились. Я помню встречу отчетливо. Было хмуровато, не считая солнца. Облака плыли и уплывали, навстречу шли тучи. Они сталкивались, и небо дергалось, и капал дождевой снег. Протянули друг другу руки:

— Здорово!

— Здорово!

— Узнал?

— Узнал.

— Выпьем?

— Выпьем.

— Рад?

— Рад.

— Помнишь?

— Помню.

— И я.

— И я.

Веселый он был — жуть! Ляжет и лежит. Потом скажет — ух! И опять лежит. Потом полежит, полежит и снова ухнет. Оригинальный был человек! Мы с ним вместе в школе учились.

Жена суетилась у плиты: жареное, вареное, пареное, самое лучшее, что могло бы не могло бы. Хорошее отношение, друг, приятель в гостях.

— Вот вам курица, — говорит.

— Зачем мне курица? — говорю.

— Кушайте, — говорит.

— К чему ты… ой ты…

— Я к вам отношусь… и вы… ешьте, ешьте…

— Ой зачем… знаете… все же… не надо… ведь стоит… ведь…

— Да ну что там, ешьте, ешьте…

— Все-таки ведь в основном… и я…

— Да ну глупости, ешьте, ешьте, ешьте!

— Вы, право, ой право… ну, ой…

— Да ну ешьте вы курицу, что там, для вас, ешьте, ну, что вы — ешьте!..

— Что с вами делать, ну, ой, ну, ай, что с вами… ну, ладно… ну, ладушки… ну…

— Ну и вот… и вот… и верно…

— Ну, съем… съем… за вас… все за вас…

— Ну и чудно, и чудно, и чудно…

— Ну и ем, и ем, и ем.

— Ну и ешьте, и ешьте, и ешьте.

Он опаздывал в оперетту. И не мог найти свою шапку. Трах! — кулаком по столу и ругается сам с собой — чудной парень был! Ох, он крепко ругался! А шапки-то все равно нет. Она ведь не прибежит к нему. Верно? А он все орет и орет. Чудак. Ногами топает. Башкой в стенку ткнул. Да так, что шишка вскочила. А шапки все не видать. Ну, что тут было! Трах-тарарах! — все крошит, ломает — известка, пыль… А шапки-то все равно нет. Поискать шапку нужно, а он шумит. Напрасно он это делает. Ну тогда он как разбежится да головой в печку как двинет… Упал и забыл про шапку. И про оперетту забыл. Расстроился, загоревал. Неприятно же про оперетту забыть! Встал и вспомнил про оперетту. А про шапку так и не вспомнил. А на часах уже время не то. Опоздал в оперетту. На другой день шапка сама нашлась, и он забыл, что ее искал. Только он как-то странно стал разговаривать. Приблизительно так: «Здравствуйте, Ай-Петри, мои дорогой Ай-Петри, я вас, Ай-Петри, давно не видел, Ай-Петри». А почему? Неясно. Без всякой причины. Он работал счетчиком и лектором. Его сняли, и правильно сделали, какой же теперь он счетчик и лектор, когда «Ай-Петри» твердит.

Потом он у кого-то что-то спросил и, вероятно, сказал «Ай-Петри», и его за это побили. Да так, что еле живой остался. Наверно, думали, что он нарочно говорит, издевается. В больницу отправили.

В больнице ему понравилось. Ему там халатик дали. И он с ним не хотел расставаться. Но пришлось расстаться. Он вышел — нагрянул праздник. Кругом музыка, флаги, дети.

И он пошел погулять. И на пороге внезапно скончался. Вот повезло человеку! Умереть окруженным детьми, демонстрантами, транспарантами…

Он мне сам рассказывал про свою жизнь, жизнь не очень удачливого человека. Его жизнь прошла перед нами. Мы проследили жизненный путь, так сказать, сначала до самой смерти.

А теперь — описание деревенской природы для отдыха. Козочки на веревочке. Благодать. Чернозем. Огурцы. Кизиловые деревья. Пашут. Сеют. Жнут. Плуг. Долина. Мотыга. Оглобли. Грабли. Лопата. Солома. Глиняные горшки. Огородное пугало.

Отдохнули. Пошли дальше.

Один купался в тазу, из стакана на себя лил воду.

Это для отдыха. А теперь дальше.

Я делаю отступление для отдыха и для других целей.

Про наводчика. Наведет на кого — пропал тот. На этого наведет — пропал этот. Не наведет — не пропал. Наведет — пропал. Большой человек был. Жулик. Потом он, правда, умер. Но перед этим жил. И довольно долго. Чуть не сто лет.

Слово «давит» употреблялось в смысле «спит». То есть спит человек — значит «давит». Тот, о ком идет речь, давил в сутки по целым суткам. И было обидно, что он давит в то время, как на дворе солнышко и люди фланируют с радостью. А он знай себе спит. А может быть, ему снились сны и во сне он тоже фланировал в хорошую погоду. Может, он в кабриолете ездил, махал шапкой знакомым, был беспредельно весел и в то же время — давил со страшной силой. По крайней мере он себя чувствовал мило. Ему это было не вредно. Ему не худо было. Один тот факт, что он давил с радостью, необъяснимым упорством и методичностью, говорит о многом. Он хотел спать и спал, и пусть спит себе, то есть пусть себе давит! Если же кто напомнит о том, что он все проспал, в то время как давил, то еще неизвестно, кто более прав.

Я опять заснул у телетайпа. А он ушел. Пришел другой, меня разбудил.

А этого я даже и фамилии не знаю. Знаю, что он УНИКА. Вставляет себе в зад пластинку и: «Тру-лю-лю! Тру-лю-лю!»

Просто? Просто.

Или же: «Там, там, там! Там, там, там!»

Просто? Просто.

Или же: «Ля-ля-ля! Ля-ля-ля!»

Очень просто. Пока не снимет пластинку. Потом перерыв. И опять в зад пластинку. И пошла та же музыка. Пластинки в бордюрах. Бывают желтые с белым бордюром. Бывают белые с желтым бордюром. Бывают в сплошных бордюрах. Бывают с разрывами: есть бордюр — нет бордюра. Бордюр в основном простой и ясный. Пара светлых цветочков с листочком. Или пара листочков с одним цветочком. Или попарно, так сказать: пара тех — пара этих. Два цветочка — два листочка. Музыка! Музыка! На столах горят свечи. Торжественность небывалая. Музыка дудок — дудидуриди! Музыка барабана — бамбамбам! — и так далее.

Слушают, выпятив уши. Мозги набекрень. Затылки с дырками. Рты до ушей. Животы пустые. Дети не понимают. Дети спрашивают — им объясняют. Что дети? Дети есть дети. Дети тут ни при чем. Жалко детей.

Почему сейчас фамилии пишутся по алфавиту? Раньше этого не было. Писали просто. Одну за другой. Это было, конечно, ошибкой. Один поднял этот вопрос. Он на А начинался. А очутился в конце. Ему показалось, что он последний, несчастный, покинутый, оскорбленный, брошенный и так далее. И он стал кидаться камнями в других, в тех, кто был первым, вторым, даже третьим. Это был то ли обыкновенный список, то ли какая-то афиша, или список избирателей, или еще что-то. Он разбил голову двоим или троим, а двоим попал в ногу. А потом убежал в другой город и там собрал отряд из тех, кто были в списках последними, их порядочно набралось. Точно столько же, сколько и первых. И эти напали на тех. Стратегия. Бой. Раненые. Убитые. Фанфары, техника, убитые. Потом переговоры. Полководец последних в списках говорит полководцу первых:

— Вы это что? А?

А тот ему:

— А чего? Ишь ты!

Этот ему:

— Мы вас всех!

А тот ему:

— Нет, мы вас всех!

Тогда этот ему говорит:

— А ты скотина, свинья и дохлятина!

А тот ему говорит: