Джон Рэй - Спаситель мира

— Что вы имеете в виду, мисс Хеллер? Не совсем понимаю…

— Детектив, Уилл не собирается никого убивать! — смеясь, повторила Виолет, но Латиф ей больше не верил.

Грохот поезда давно стих, а Ёрш все сидел, зажмурившись — к этой уловке он пристрастился в школе, — и ждал, когда сикх исчезнет из его мыслей. Зубы стиснуты, колени сведены, голова прижата к стене. Скамья попалась настолько жесткая и неудобная, что, казалось, ее поставили сюда с целью создать максимум проблем бомжам и алкоголикам. «Даже такая лучше, чем ничего», — подумал Ёрш и, подобно сикхским воинам наутро перед битвой, принялся считать свои вдохи. Сосредоточившись, он сосчитал от одного до семи, задержал дыхание, потом сосчитал от семи до одного.

Дыхательная гимнастика не на шутку утомила, хотя отдельные слова сикха не желали исчезать тихо и мирно, к примеру, «Уильям, ты ее пугаешь», или «Будь я твоим дедом, парень…», или «Ты ошибаешься». На прощание они срывались на злобный назойливый визг, а на их фоне проступал другой звук, напоминающий мерный гул реактивных турбин или высоковольтных проводов. Этот звук никакой гимнастикой не прогонишь… Он был знаком Ершу не хуже, чем характерный шум туннеля и поездов, но имел принципиальное отличие — доносился не снаружи, а изнутри.

Как обычно, вместе со страхом в сознании возник образ Виолет. Подобно свету электросвечи, он замерцал за опущенными веками. Порой Ёрш видел ее призрак, порой только образ, но всегда яркий, полный любви, пугающий. Сейчас Виолет неестественно-прямо сидела на стуле и, судя по тому, как смахивала с брюк невидимые пылинки, сильно нервничала. Короткие белокурые волосы стояли торчком, совсем как у мальчишки! Виолет уже наверняка позвонили из школы или полиции, сообщили новость и, возможно, даже вручили письмо. Интересно, она его разобрала? Ёрш искренне надеялся, что разобрала и ощутила тайную, дерзкую, типично материнскую гордость. Однако возникший за опущенными веками образ не источал гордость. Он казался бледным и несчастным.

В давние-предавние, почти стершиеся из памяти времена в спальне стояла огромная кровать. На ней спали мать с отцом. Высокая квадратная кровать была застелена простынями в терракотовый цветочек — «хиппи-простынями». Рано утром, когда родители еще спали, Ёрш обожал залезать в теплую ямку между их переплетенными ногами. Хлопковые простыни царапали щеки, словно загрубевший от соли парус, а запах родительских тел окрашивал воздух в разные цвета. Сам Ёрш отсвечивал зеленым, папа — красным, Виолет — фиолетовым. Она спала в ночнушке с надписью «Флэтбуш — столица любви» на спине, а отец — в клетчатой пижаме. Однажды пижама расстегнулась, папа что-то пробормотал, а Виолет, засмеявшись, запустила ладонь в его брюки. Сейчас от этих воспоминаний язык прилипал к нёбу, от избытка чувств начиналась тошнота, а в те далекие времена все казалось простым и естественным. О катастрофе мир тогда еще не ведал.

Это — дело прошлое, а сегодня одиннадцатое ноября. Сегодня Ёрш сидел на жесткой скамье, считал до семи и в суете нью-йоркского метро был одиноким, как пророк в пустыне.

Станция называлась «Музей естественной истории». Ёрш миллион раз бывал здесь, когда они с Виолет ездили в Центральный парк. Они частенько прогуливались вдоль спортивных площадок, конных дорожек и огороженного рабицей пруда; поначалу Виолет держала его за руку, потом они поменялись ролями. Сейчас на платформе напротив стоял мужчина. Он сутулился так сильно, что чуть не сгибался пополам, и смотрел не перед собой, а в сторону. Вот он покачнулся и неловко шагнул в сторону, совсем как в быстро идущем поезде! От Ерша этого типа отделяли лишь горячий воздух, влажность и мерный треск аргоновых ламп.

Ёрш вгляделся в глубь платформы: у кафельной стены надгробиями стояли шестнадцать скелетов из тусклой бронзы. Ёрш повернулся к ним спиной: кому интересны скелеты животных, вымерших в незапамятные времена? Раз вымерли, значит, были ошибкой природы. Зажав глаза рукой, Ёрш попытался забыть о бронзовых скелетах. Когда это удалось, он окончательно заглушил голос сикха и снова взглянул на платформу.

Не успев разлепить веки, Ёрш тотчас об этом пожалел. Окружающие предметы испуганно встрепенулись, а потом, едва их контуры стали четче, начали дергаться и сливаться. Нет, только не это! Свет аргоновых ламп пульсировал, словно заячье сердце, словно им управлял какой-то разум. Ёрш внушал себе: все это не важно и напрямую его не касается, однако время самовнушения давно прошло. Он вцепился в скамью и, жадно хватая воздух ртом, попытался спокойно оглядеться по сторонам. Гладкая скамья, блестящие стены, тусклые бронзовые скелеты — все было по-обычному спокойно и безжизненно, даже ожидающие поезд казались невозмутимыми и собранными. Увы, именно казались. Секундой ранее Ёрш словно заглянул за кулисы и теперь, как здорово бы ни играли марионетки, не мог забыть о нитях и блоках, благодаря которым менялись декорации. «Ты ведь ожидал этого», — напомнил себе Ёрш. Да, ожидал, но не так скоро, поэтому чувствовал себя опустошенным, немощным и больным.

Кокетливо кружась, мимо скамьи порхнула целлофановая обертка сигаретной пачки, эдакий непритязательный предвестник, знамение. Ёрш уткнулся лицом в колени и застонал.

Может, отступить? Сумеет ли он ответить на зов и достойно выполнить свою миссию? Порой от одного воспоминания об обнаженных телах подступает рвота, а порой он буквально трепещет от предвкушения. «Кого я найду? — спросил себя он, прижимаясь щекой к коленной чашечке. — Кого я найду в метро?» В памяти тотчас всплыла девушка с длинной рваной челкой, обкусанными ногтями и серебристыми наушниками. Апатичная, неприступная, она взглянула на него и улыбнулась. Низко опустив голову, Ёрш посмотрел на грязный бетон платформы напротив. Там только что стоял обкуренный идиот. Здесь, в метро, это хотя бы теоретически возможно? «Если найду сумасбродку, то вполне, — решил Ёрш и едва не расхохотался. — С сумасбродкой у меня все получится!»

Тревоги и сомнения тут же отступили. Иногда они проносились беспечным океанским бризом, надменно показывая: Ёрш не стоит их внимания, а иногда налетали ураганом и выбивали почву из-под ног. Сегодня он молодец, выстоял! Ёрш посмотрел на исчезающие во тьме рельсы, на пустой, испещренный пятнами сырости туннель, где живут поезда, на ядовито-желтую полосу безопасности. За третьим рельсом сидела крыса и, дрожа от блаженства, пила кофе из раздавленного картонного стакана.

— За нашу прекрасную ночь! — провозгласил Ёрш, поднимая воображаемый бокал.

Пока он переглядывался с крысой, на платформу просочились неясные, искаженные расстоянием звуки — шорох шагов то ли двоих, то ли одного человека под аккомпанемент гулкого эха. Вскоре послышались голоса, бездушные, выхолощенные, точь-в-точь как помехи в старом телевизоре.