Альберто Бевилакуа - Скандальная молодость

— Мне нужны имена и фамилии.

Почему, она мне не объясняла.

Я помню, как она растрогалась, когда я описывала ей судоремонтную верфь Фортис, где, по слухам, один из ее братьев бросился с башенного крана вниз головой.

А потом попросила:

— Расскажи про мужчину на мотоцикле, который остановил тебя в Монтеджане.

— Он, — начала я, — в шляпе и шарфе, закрывающем половину лица, приезжает из Торричеллы, проносясь по деревням, словно молния, и вызывая всеобщее восхищение. Но когда появляюсь я, он останавливается и, не слезая с мотоцикла, с улыбкой говорит мне: «Я знаю Изи».

Однажды она сказала: расскажи про мужчину под шелковицей. А в другой раз: расскажи про Марию Бертеди, гулящую.

Когда вечером я возвращалась домой, все больше мужчин и женщин выходили из темноты, в которой они меня поджидали, и повторяли фразу, которая буквально превратилась для меня в наваждение: «Я знаю Клементу Изи». Вершиной всего стал случай, когда один из них зашел ночью ко мне в комнату и, прислонившись к стене, объяснил мне голосом, который я сразу узнала, какой властью обладают тени, вкрадчиво повторяя: мы люди благородные, и никто тебе зла не желает, иначе сейчас, без свидетелей, я с тобой разговаривал бы по-другому.

На следующее утро я пошла к Изи и спросила, действительно ли она знает всех тех, кто утверждает, что знаком с ней. Она сказала, что да. Еще я спросила, почему происходит столько странных вещей. Дело в том, что жизнь — штука странная, ответила она, и мне следовало бы это знать. А потом запричитала: как горько сознавать, что ты во мне сомневаешься. Может, я тебе когда-нибудь советовала пойти работать на бойню в Сколо Сенга, где у работниц часто обнаруживают ложную беременность, потому что им кажется, что они зачали от быка? Или: встречайся с поденщиками Бертолуцци? Или, того хуже: служи мне, как рабыня!?

Нет, ответила я. Однако напомнила ей как любительнице занимательных историй песню Дзаны, и какие у нее налитые кровью свиные глазки, и как она скачет верхом на огромном члене. Может быть, вы хотите, поддразнивала я, чтобы я вела себя, как дзана с теми, кто выходит из ночи и предупреждает, что надо быть осторожнее, не то рано или поздно мой труп выловят из каналов Кашине?

Ни за что, возразила она.

Более ловких комедианток я не знала. Впрочем, признаюсь, что она ни разу не сказала прямо: переспи с таким-то или таким-то, даже тогда, когда между нами уже не было никаких недомолвок. Она ограничивалась тем, что повторяла: расскажи мне. Я имею в виду эту жажду гнаться за жизнью с таким же упрямством, с каким жизнь отталкивала ее, жажду, утолявшуюся через меня. Из-за нее она переодевалась к завтраку, к обеду и к ужину, словно ждала приглашения с одной из вилл Магоги, но так ни разу и не покинула своего кресла; иногда вечером я видела, как она надевает шляпку и берет сумочку, но все эти поездки заканчивались одинаково: она просто меняла позу и клала ногу на ногу.

Но, впрочем, была еще одна причина, чрезвычайно отвратительная, которую я обнаружила несколько месяцев спустя. А вплоть до этого момента, как только я входила, Изи, не давая мне даже снять пальто, набрасывалась на меня: я хочу знать.

И я рассказывала.

Об Эрмесе Микелотти, который выступал как мировой судья в тяжбах о земельной собственности, хотя сам был крупным землевладельцем и имел возможность пригласить мэров всех окрестных селений в остерию, где собирались рыбаки и контрабандисты, чтобы как следует воздать тому, кто был ему не по душе. Он сажал его среди жуликов и проституток и говорил: согласитесь с моей точкой зрения, иначе я заплачу лодочникам и сборщикам песка и подниму их против вас, у меня столько денег, что хватит на целую войну, вам это известно, и я могу устроить бунт работников боен в Сколо Сенга, потому что Палата Труда у меня в кармане.

Никто не отваживался даже вздохнуть.

— Я — хозяин, который презирает всех, начиная с самого себя, — заканчивал он разговор, — и поэтому отличаюсь от других хозяев и сильнее их.

А на одной сельскохозяйственной выставке он публично назвал префекта Милана папским жополизом. Останавливаясь в каком-нибудь местечке, где его ненавидели, он в первую очередь спрашивал, где колокольня, и приказывал возвещать о своем прибытии колокольным звоном.

Отпор ему дал мэр, католик Каматта, который заявил: встреча с тобой — тяжкое испытание, не надоедай нам больше и запомни, что сейчас течение По весьма быстрое, так что ты вмиг доберешься до моря в обнимку с тополем. Несколько дней спустя в церкви Форначе Боскетто случился пожар, а на крестины одного из сыновей Каматты Эрмес Микелотти явился пьяный и швырнул перед алтарем ловушки для рыбы, что означало открытую войну как для Лиджера, так и для Пезанте, двух преступных семейств.

В церкви было полно народу, у некоторых женщин началась истерика, некоторые бросились бежать, а Эрмес вдогонку осыпал их оскорблениями: вы бежите, когда вам в лицо говорят правду, но отныне вы уподобитесь засохшей земле, и ничто не сможет превратить ваши экскременты в то, что вы называете расцветом жизненных сил.

Карабинеры не решались его арестовать. Но вскоре Эрмес упал на колени и на свой лад взмолился: о Боже святый, ты бесконечно добр, так преврати людские экскременты в людей, даруй им эту милость…

Говорили, что со времен войны в Ливии у него в голове сидит осколок, который давит на мозг; а раньше он был человеком спокойным и открытым. Но я думаю, что такое оправдание придумали власти, чтобы не потерять лицо, тем более, что все знали, что Эрмес всегда надевал намордники на своих поденщиц, когда они работали на его виноградниках и во фруктовых садах; ни одно яблоко, ни одна виноградинка не могла попасть в рот через кожаные ремни.

Иногда ему что-то ударяло в голову, и он зазывал к себе заезжих опереточных артистов, садился за пианино и виртуозно играл, объясняя: никто меня не учил, я сам до всего дошел. Но было отвратительно видеть, как он отправлялся шпионить в поля Кашине в шляпе с широченными полями и даже, по утверждениям некоторых, нацепив на лицо маску. Он разъяснял крестьянам: я проверяю, все ли на моих полях в порядке, не шатаются ли в округе разного рода злоумышленники, потому что было совершено несколько террористических актов; но мы прекрасно знали, что он подглядывал за влюбленными парочками, для которых специально открывал калитки своих владений, чтобы завлечь их на мягкую травку.

Совершенно необъяснимое поведение, если учесть, сколько он имел от Клементы Изи и многих других женщин, которые на этой бесстыдной земле были к его услугам. Однажды под жерновым камнем я обнаружила окровавленные панталоны. Только я могла отважиться на то, чтобы пойти в сарай для лодок, только я могла отважиться на то, чтобы что-то искать там, только я, с моей страстной любовью к водным растениям, от кувшинок до лилий, которых в сарае было полно, от водяных лилий до шиповника, словно кто-то развлекался, каждую ночь отправляя лодки в старые русла Бокка ди Ганда, известные своими чудесами.