Михаил Климов - Старый дом

Звонить самому Гороху?

И что сказать?

Что Вадик нащупал у него, Прохорова гору бабла и теперь пытается придумать, как ее отнять?

Так «лидер строительной промышленности» с таким зачином сам через пятнадцать минут будет здесь и сделает то, на что Вадик никак не решался…

Кроить своих партнеров по закону запрещено, но нигде не сказано, что их нельзя ограбить… Слава чувствовал себя в безопасности рядом с Горохом до тех пор, пока тому не приходило в голову, что и у нашего героя есть чем поживиться…

А тут он сам, своими руками должен накинуть себе на шею петлю?

Типа пойти в налоговую и рассказать о каждой копейке, полученной слева и справа, снизу и сбоку?

Нет уж, увольте…

Конечно, если дело идет о жизни и смерти, если от этого зависит все, и в налоговую пойдешь…

Но насколько понимал ситуацию Слава, дело об убийстве или о серьезном членовредительстве в их собеседовании с «бычарой» пока не шло, все упиралось только в отъем денег…

Значит, Горох отпадает…

К нему можно будет прибегнуть только если станет уже по-настоящему жарко…

Выходить на ментов?

Но они здесь будут раньше любого Гороха…

И если на бандитов можно влиять ментами, то на ментов кем влиять?

Были у Славы в телефонной книжке пара телефонов сенаторов и даже лиц повыше рангом, но к тем обращаться по подобному поводу еще хуже. Если менты и их криминальные коллеги иногда вспоминали, что варить суп из курицы, несущей золотые яйца, – глупо, то вожди народа вообще над подобным не задумывались – брали все, что плохо лежит. А с их точки зрения, лежало плохо все…

В общем, возможно впервые за свою сознательную жизнь, Прохоров застыл в растерянности…

И решил положиться на интуицию, на авось, на чутье, как там еще называется эта хрень, про которую все слышали и никто не видел…

И сказал:

– Все, Вадик, ты свое дело сделал – езжай домой…

И это оказалось роковой ошибкой…

Не только то, что он сказал, но и как…

Голос от психа, в котором Слава, конечно же, находился, прозвучал хрипло, даже лучше сказать сипло, в общем – испуганно…

Возможно, даже скорей всего, если бы слова эти были сказаны спокойно и властно, они на бандюка подействовали бы правильно. Кто его знает, какое-такое место занимает тип, подобный Прохорову, в иерархии? Вроде – шпак, дешевка, фраер, но вот папа к нему вежливо…

А тут…

А тут Вадик, который маялся в неведении, что делать, с помощью этого голоса (и текста) легко соскользнул в знакомый, привычный стереотип.

Если боится, значит, накосячил.

А накосячил – значит, украл, чего еще лох, которому доверили нечто дорогое, мог накосячить?

Вадик вдруг повернулся всем корпусом к Прохорову и радостно заржал:

– Так ты, значит, от папы решил денежки притырить?

«Бычара» встал, больше не обращая внимания на пачки долларов, пружинисто подошел к коробкам, которые сам привез несколько дней назад и которые так и стояли нетронутыми – не до них было Прохорову…

– Книжечки, значит, продал, – веселился, видимо, радуясь вновь обретенной почве под ногами, Вадик, – а денежки себе… Ай какой молодец у нас книжак, ай какой герой постельных горизонтов…

То ли по телевизору слышал «бык» эту куцую хохму, то ли сам только что сложил из обрывков слышанного где-то и когда-то, только слова эти резанули Прохорова почти так же, как само появление Вадика.

– Мне что, Гороху позвонить, – спросил он, свирепея, – чтобы он тебя унял?

«Бык», однако, не обратил на эти слова никакого внимания. Он поднял одну верхнюю в стопе коробку и убедился, что она полна и даже не распечатана. И то, что его должно было убедить в том, что он ошибся, каким-то непонятным никому логическим вывертом удостоверило его как раз в том, что он – прав…

– Вот, – сказал он удовлетворенно, – я же говорил…

– Ты открой коробку-то… – предложил Слава, меняя тактику, – там в каждой список есть, и сравни содержимое…

– Ну, да, – тут же согласился Вадик, – а ты туда всякого дерьма насовал, эти, как его, дубли засунул и радуешься, думаешь, никто не заметит…

Он плюхнул коробку обратно, да с такой силой, что она не удержалась наверху стопы, а слетела вниз и, проскользив немного по полу, задела «уродца», который тут же предательски отъехал в сторону и… завалился…

– Ага… – еще веселей завопил Вадик, – да у тебя тут комната запасная, куда ты денежки притыренные прячешь… «Нычка» у тебя классная, хвалю…

И хотя опять же реальная ситуация стопроцентно опровергала версию «быка» – деньги лежали навалом в комнате Прохорова, а вовсе не были спрятаны в «нычке» – это нимало не поколебало Вадика в его версии.

– А ну, посмотрим, что там у тебя еще есть…

И он шагнул в Надину комнату.

Что окончательно вывело из себя нашего героя.

То, что вот это… существо сейчас по-хозяйски войдет туда, куда он не осмеливался входить в отсутствие хозяйки…

То, что эта морда начнет трогать и ворошить то, чего касались ее руки…

То, что в их мир вторгнется эта мразь…

Все это усугублялось для Прохорова еще и тем, что он в любую минуту ждал Надежду домой и она могла оказаться не просто в поле зрения этого веселого биоробота, но и в его руках, в его власти…

И Слава, даже не думая, что он делает, не осознавая, что шансы его с шестьюдесятью годами, немалым брюшком и двумя инфарктами за плечами против профессионального бойца равны даже не нулю, а минус бесконечности, прыгнул и повис на плечах «быка», не давая ему войти внутрь.

Если быть совсем точным, прыжок этот застал Вадика в самом створе проема, одна нога была уже в Надиной комнате, а вторая все еще здесь, у Прохорова. И поскольку вес у Славы был немалый, а точка опоры у «быка» всего одна, то громила даже покачнулся слегка от такого броска.

Но, быстро поймав равновесие, стряхнул с себя нашего героя и наклонился, чтобы впечатать ему в челюсть завершающий удар.

Прохоров инстинктивно выставил руки вперед, но Вадик привычным движением отбил эту преграду, кулак его стремительно приближался к Славиному лицу и, скорее всего, к моментальной смерти от перелома шейных позвонков или основания черепа, уже не важно…

Слава машинально зажмурил глаза и потому не видел, как движение кулака вдруг замедлилось, затем остановилось и сам его владелец повалился куда-то вбок.

А когда наш герой, наконец, глаза открыл, первое, что он увидел, было лицо Надежды.

– Вячеслав Степанович, – испуганно спросила она, – вы живы?

И даже сквозь не совсем ясное сознание, каким-то неведомым краем его, Прохоров умудрился отметить, что и в подобной ситуации она не изменила себе, назвала по имени-отчеству.

– Жив… Где Вадик?

Она кивком указала куда-то в сторону, рукой проведя по лицу Славы, и в этой невинной ласке оказалось больше эротики, чем во всех эротических фильмах, вместе взятых…