Михаил Климов - Старый дом

Но об этом потом, потом…

– Что с ним?

– Я его застрелила…

И этот такой простой, прозвучавший с непререкаемой обыденностью ответ, поверг Прохорова почти в сомнамбулическое состояние.

«Квиты…» – мелькнуло у него в голове.

И он сам изумился…

Оказывается, все эти дни жило в его подсознании ощущение невозможности его, убийцы, совместной жизни рядом с Надей…

Но и об этом – потом…

Он посмотрел на нее, вроде бы все в порядке, нормальная женщина, в нормальном состоянии, словно она только что не убила человека, а наваристый украинский борщ приготовила.

Но Слава, который, оказывается за эти несколько дней успел хорошо изучить ее лицо, видел, что поселилась в глазах женщины неизбывная тоска, что ноздри чуть расширены по сравнению с обычным состоянием, что дыхание сбивчиво, что легкая испарина лежит на лбу…

И хотя, или именно потому, что наш герой совершенно забыл, что имеет дело с профессиональной революционеркой, с боевиком, который возможно уже не раз вышибал пулей мозги тем, кого комитет приговорил к казни, острая жалость к этой хрупкой женщине резанула его…

Надежда к этому времени отступила на шаг от Славы, опустилась на пол и с тоской смотрела туда, где, по мнению Прохорова, должен был быть Вадик.

Утешить…

Отогреть…

Вытащить из той бездны отчаяния, в которую она, он это ясно видел, готова с головой уйти…

Но сначала проверить, что с «бычарой»…

Слова Надежды – это только слова, причем слова испуганной женщины, а оказаться вдруг вдвоем в лапах у этого ублюдка, если она не права и Вадик неожиданно очнется…

Слава попробовал напрячь мышцы: спина отозвалась болью, но это было почти нормально при том, что он грохнулся ею, падая с высоты Вадикова тела. В остальном, если не считать бешено бьющегося сердца, все было более-менее в порядке.

Он перевернулся и попробовал выпрямиться. Получилось не очень – ноги подогнулись и он чуть не грохнулся плашмя.

Тогда Прохоров встал на четвереньки…

И подумал, что вот этим любимая женщина и отличается от случайной – ты при ней можешь быть слабым…

Потому что ты ей веришь…

И знаешь, что она простит…

Глядя внимательно на поверженного врага, наш герой пополз к нему.

Уже со своего места он видел, что Надя права – никакой живой человек не мог так лежать, так вывернув руку, так не дыша, так мордой в пол, мордой, под которой накапливалась лужа крови…

Но проверить – жив или нет – наш герой был обязан.

Он подполз к телу, на ходу одной рукой нащупывая на собственной шее сонную артерию…

Не для того, чтобы перебить ее точным ударом или пережав пальцами вытравить из поверженного врага остатки жизни…

А чтобы проверить все ту же версию о смерти или нет, просто у себя наш герой знал, где эта артерия располагается, и надеялся, что и у того, что недавно было Вадиком, таким способом найдет нужное место…

Преодолевая брезгливость, Прохоров, ухватил бандита за шею и прижал кончики пальцев. Но, ни там, где она была у него, ни где-либо еще поблизости никакая артерия не прощупывалась, шея была безжизненна и все больше напоминала гладкое дерево при морозной погоде…

Слава бессильно откинулся назад, оперся о край проема:

– Готов… можно не бояться…

Теперь надо было спасать Надежду…

Она сидела с остановившимся взором, глядя в одну точку и все больше и больше уходя в какой-то свой очень страшный мир.

Прохоров подполз к ней и первым делом повернул ее так, чтобы она не видела труп. Подивился тому, как легко у него это получилось, ведь, несмотря на всю свою воздушность, пятьдесят с лишним женщина точно весила…

Помогала ему?

Тогда это было в бессознательном состоянии, потому что и сейчас, глядя уже в сторону, Надя оставалась сомнамбулой.

И Слава прижал ее к себе и начал гладить по спине, по плечам и по голове, без конца приговаривая какие-то ласковые и бессмысленные слова, которые люди говорят в подобных ситуациях и которые и повторять-то нет смысла, потому что они у всех одинаковые и смысл их всегда не имеет никакого значения.

Так продолжалось несколько минут, когда Надя, наконец, шевельнулась и тихо сказала:

– Я первый раз… человека…

– Он не человек…

– Я первый раз… человека… – повторила она.

– А вообще стреляла – не первый?

Прохоров решил сменить тактику, доказывать ей, что «бычара» это не совсем человек, было невозможно и не нужно, она не слышала. Но вот попробовать перевести ее внимание с этой страшной минуты на прошлое, на быт, на будущее – нужно было, потому что могло помочь…

– В лесу… В деревья… Когда занимались…

«Ага… – подумал Слава, – у боевиков бывали учения…»

– И попадала?

– Я очень хорошо стреляю…

А Прохоров, пока искал следующий вопрос, подумал вдруг, что он вдруг перешел с ней на «ты».

Он опять погладил Надю по плечу, а она вдруг посмотрела на него вполне осмысленными глазами.

И сказала:

– Теперь нам придется расстаться…

Он вздрогнул, чуть отстранился, долго посмотрел на нее:

– Но ведь я тоже…

Теперь она взглянула на него удивленно, потом поняла:

– Я не об этом…

– Тогда о чем?

– Мы же не можем здесь оставаться… – она болезненно сморщилась, – после всего этого…

– Не можем…

– Значит, должны бежать…

– Вместе… – выдохнул Слава.

– Только куда?

Повисла пауза.

Прохоров, наверное, Надежда занималась тем же, бросился в тысячный раз перебирать возможные варианты развития событий.

К нему?

Но смерть Вадика в миллион раз увеличила сложность пребывания здесь его самого, Славы, не говоря уже о ниоткуда появившейся Наде. Ему бы самому выбраться, хотя возможности, пусть призрачные для этого есть…

Но тащить сюда, при их взаимной нелюбви к его, Славиному времени, при том уровне опасности, который образовался, еще и эту несчастную женщину?

Невозможно…

Ему бы самому смыться куда-нибудь от того миллиона проблем, к которому прибавился теперь еще миллиард…

Смыться хотя бы временно, пока разгребет…

К ней?

Но тоже непонятно, как быть и что делать, когда труп лежит точно на грани двух времен…

Куда его девать?

И как вообще выйти из квартиры, ни о каких шикарно задуманных артистах или цыганах речь сейчас идти не могла.

И еще – сам проем…

И все-таки…

– К тебе… сказал он, наконец.

– Полиция под дверью… – тихо сказала она. – Я, когда возвращалась, двое стояли прямо у подъезда…

– И они не услышали выстрела? – изумился Прохоров.

– В соседнем доме – пожар… – объяснила она. – Крики, лошади ржут, дерево горит с треском, вода шумит – поди, услышь…

Да, Слава тоже слышал с той стороны какой-то шум, просто по московской привычке не придавал ему никакого значения.