Добрица Чосич - Время смерти

Со ступенек корчмы подполковник говорил о нехватке артиллерийских снарядов, об обещаниях союзников в ближайшее время прислать сербской армии огнестрельный припас, а Данило История перевел взгляд на дорогу, зажатую между двумя покосившимися, гнилыми изгородями. На повороте мелькнул белый платок, все ближе, светлее, упругая походка; взглядом, всей надеждой своей души он устремился навстречу; частые небольшие шаги под длинной юбкой, женщина приближалась. Вся в темном, голова повязана белым платком, напряженные тугие груди, блестящие глаза. Повернулась к ним лицом, увидала его, замедляет шаг, без робости подняла взор. Смятенное сердце у Данило встрепенулось, забилось под шинелью, под ремнем ранца; он слышит громкий ток своей крови, замутившейся от долгого ожидания. А женщина словно приостановилась, чтобы поглядеть на него строго и укоризненно; она и в самом деле остановилась и улыбнулась ему. Радостно, будто давно его знает, будто искала именно его и нашла, будто именно к нему шла она в сумерках по дождю, по грязи. Он вконец смутился и погасил улыбку, с какой ждал ее, ждал ее взгляда.

Бора Валет сделал ему выговор за невнимательность, по строю пробежали возгласы одобрения словам подполковника и взмыло «да здравствует!» Верховному командующему; вновь раздалась отрывистая команда «смирно!».

Данило История в отчаянии раскинул руки, выражая беспомощность перед этим приказом, и послал женщине взгляд, рожденный силой и страстью его души; прежде чем они повернулись к ней спинами, с ее губ слетела улыбка и на лице появилась даже какая-то укоризна. Неужели здесь, сейчас возможно появление такой женщины?

После того как офицеры сообщили, что на позиции роты уходят утром в шесть тридцать, место сбора — перед штабом армии, а о ночлеге и ужине придется позаботиться самим, Данило кинулся искать эту женщину. Ее нигде не было. Он пробежал до околицы, вернулся обратно, проулком поднялся на склон, пролетел до последнего дома и возвратился, полный решимости обойти все дома подряд, пока ее не разыщет. Не может он уйти на фронт, на войну, на смерть, сохранив нерастраченной ту силу, которая только в любви проявляется и предназначена женщине. От самого Скопле до Больковцев, повсюду, где они останавливались, он думал о женщине; на привале, едва завидев юбку или платок, трепетал в надежде, жаждал слова, взгляда, хотя бы улыбки, хоть бы как-нибудь откликнулась ему женщина. Его желание обнять женщину перед первым боем не осталось в тайне от роты, сделалось поводом для последних и самых бессмысленных шуток, а у ближайших его товарищей вызвало жалость — есть примета, проверенная старыми воинами: те, что бегают за юбками, гибнут от первой же пули. Он поверил в это, но страх не погасил его желания. Наоборот, оно разгоралось, отравленное печалью безысходности и невозможности удовлетворения. Чувство к девушке, которая покинула его минувшей весной, полюбив другого, сейчас ощущалось иначе, совсем по-иному, чем просто влюбленность. И он опять бросился к центру села-колдобины, встречая товарищей, искавших ночлега и не подозревавших, что он разыскивает ту самую, в белом платочке, с задорным взглядом и пышной грудью, что разгоняет подступающую тьму, и готов искать ее хоть на дне всех деревенских колодцев. Он свернул еще в один проулок, опять в гору, по липкой глубокой грязи, а подступавшая тьма гасила белые стены домов, собирала воедино стога; он останавливался перед каждым домом, заглядывал во дворы, хлева, конюшни. Так он добрался до края села к, охваченный отчаянием, заспешил назад к корчме и только было пустился бегом, как тут же врос в землю: у стога сена, держась рукой за изгородь, стояла она, улыбаясь ему, шире, сердечнее, чем в первый раз.

— Куда путь держишь, унтер-офицер?

Данило История задрожал всем телом: красавица, наверняка не из деревенских.

— Спрашиваю, куда путь держишь? — повторила она тише, почти шепотом.

— Да тебя ищу! Тебя! — Он шагнул к изгороди, потянулся взять ее за руку, но она отпрянула, оперлась спиной на стог сена; тело ее напряглось, груди заострились, улыбка слетела с губ.

— Видела я, как ты мечешься, — шептала серьезно. — Смотрела за тобой. Словно подгоняет тебя, даже жалко стало.

— У тебя кто дома?

— Свекор и свекровь. А мужик в армии у Степы, капрал.

— Как тебя зовут?

— А тебя?

— Данило. Студент я. Доброволец.

— На позиции идете?

— Да. Идем. Все, что перед корчмой стояли, — это наши студенческие роты.

— Господи, вот горе-то, неужели всем вам погибать? Какие вы красавчики, приятно на вас глядеть. — Сумерки погасили белый ее платок, потушили взгляд и пламя губ.

По селу разносился лай собак. За горами громыхали орудия.

— Ты не сказала, как тебя зовут. — Данило заикался, подкошенный ее жалостью.

— Зачем тебе мое имя? Завтра позабудешь и как мать родную звали, — шептала она.

— Ты удивительно прекрасна. — Он опять протянул к ней руки, а она прижималась к стогу, с зарницей улыбки на губах.

— Правду говоришь? Или оттого, что студент? Что я тебе… Господи, зачем вас всех на погибель гонят?

— Честное слово, ты прекрасна. Клянусь матерью! Я тебя сразу приметил, сама видела, как я строй нарушил.

— О чем ты подумал, когда единственный из всех ко мне повернулся?

— Я подумал о том, что должен найти тебя сегодня вечером. Хотя бы все колодцы пришлось обойти.

— Даже в колодцах хотел искать? — Голос ее звучал громче, и она чуть подалась к нему.

Он не различал цвета ее глаз. Серые или голубые?

— Да. И еще я подумал о том, что, не иди я сейчас на фронт, остался б навсегда в этом самом ужасном в целом мире селе.

— О чем ты думал, бегая по улицам? Скажи. По всему селу до самого Лига некому больше нас обманывать. И пошутить не с кем. Идешь по улице и знаешь, что некому на тебя больше глядеть. Забрали в армию последних парней. Не очень сильно, но соври, студент!

— Я решил обойти подряд все дома и найти тебя. И не уходить, пока не найду.

— А если ты меня не найдешь? — Ее вздох прозвучал громче слов.

— Я не слышу тебя. Подойди поближе. Я нашел бы тебя, искал бы в колодцах, в стогах, в дупле дерева… Перевернул бы село.

— А нашел бы?

— Тогда б я тебя обнял! — Задыхаясь, он шагнул в канаву с водой у изгороди.

— Говори. Говори еще. Продолжай…

— Не вру я. Я клянусь. Чем тебя убедить?

— Ладно. Ты найдешь меня, Данило. Найдешь. Да? Нет, нет! Не надо сюда!

Данило в смятении соскочил с изгороди обратно в воду. И не услышал, как ее окликнули. Она отступила, укрылась за стогом.

— Свекровь зовет.

— Нет, не уходи. Тебе нельзя уходить. Я в дом к вам приду.

— Счастливого пути, студент. Служил бы ты в штабе, поближе где-нибудь, я б каждый день приходила посмотреть на тебя. Нравится мне, как ты на меня глядишь. И как врешь мне.