Илья Зверев - В двух километрах от Счастья

Отношение к Гагарину.Наши высотники к Гагарину плохо относятся. То есть, конечно, хорошо относятся, но завидуют.

1962

Я сейчас вспомнил, как на ночной Нарвской улице кричал Володя.

— Чиновники! — кричал он. — Сволочи! Восемь резолюций на одной бумажке, и никакого шевеления.

Володе лет двадцать пять. Он инженер, начальник комсомольского штаба Прибалтийской ГРЭС. Представьте себе, взяли человека из нормальных производственных условий и посадили на работу почти контролерскую, почти снабженческую. И что же он видит? То одна, то другая деловая бумага — сверхважная, сверхспешная, просто обжигающая Володины руки, вдруг уходит в какое-то болото, засасывается.

— Как вы думаете, почему они это делают: поручают друг другу, перепоручают, согласовывают, увязывают?

Мы шли с какого-то совещания, и Володя еще чувствовал себя на трибуне.

— Все потому, что они не хотят отвечать. И они ни за что не отвечают. Они притворяются ответственными. Симулируют…

Володя ругал их чиновниками. И в его устах оно было удивительно точным, это слово, про которое, повторяю, в «Толковом словаре» еще двадцать четыре года назад было сказано: «дореволюц., загр.».

Ох, прав Володя: чиновники у нас еще встречаются нередко, весьма, к сожалению, нередко. С огромной армией наших служащих, приносящих действительную, зримую пользу стране, бодро шагают и они…

Иного узнаешь сразу, не спутаешь. Вот резолюция: «Тов. Свинухин. Немедленно оплатить, если найдете возможным».

Ведь это поистине художественное произведение — такая резолюция. Посмотрите, как энергична первая часть и как элегантно, почти неощутимо перечеркивается она концовкой. Решение как бы принято, а в то же время как бы и не принято.

Чиновник! Он пишет в анкете: «служащий». Но оставим анкету, бог с ней…

Пора бы ясно истолковать это не новое, достаточно четко сформированное жизнью понятие «служащий»…

Мы — плановое государство, поэтому даже рядовому служащему подчас доверяются вещи огромные, всенародного значения. Рядовой сотрудник Госплана или ВСНХ может одним росчерком пера нанести многотысячный ущерб, парализовать целое производство. Такие случаи, увы, бывали. Распределят оборудование или металл не туда… И у одних ломятся склады, у других горит дело, быть может первостатейной важности дело, от которого зависит урожай в целом крае или выпуск новой машины. Такой молодец может, торопясь на обед в диетическую столовую, что близ площади Ногина, по рассеянности пустить под откос целую фабрику.

И напротив, дельный человек, сидящий на том же посту, может принести пользу необозримую.

В газету написали о ревизоре Министерства финансов С. М. Сапрыкине. Он внес за год двадцать предложений, улучшающих дело во всесоюзном масштабе. Его коллеги финансисты, разумеется, подсчитали доход от творчества Сергея Михайловича. Сумма вышла астрономическая.

Получается, что служащий человек, окажись он творцом, многое может. Ну, а во всех прочих случаях?

Вот порой слышишь о ком-нибудь из служащих: «Золотой мужик, исполнительный, будет ему сказано — разобьется в лепешку, все исполнит без рассуждений». Все, кажется, на месте в этой характеристике. Но вот насчет «без рассуждений» хотелось бы порассуждать. Просто даже необходимо!

Что это значит — «без рассуждений»? Когда начальство указывало, что нужно сеять больше пшеницы, чиновник вырубал виноградники и сеял злак. Когда советовали укрупнять колхозы — прекрасное дело по сути! — он размахивал артель на сорок восемь деревень. Раз укрупнять, — значит, чем крупнее, тем лучше. Он радостно внесет свою неумную лепту в любое доброе и правильное дело и испохабит его. А уж спорное дело доведет до совершенного бреда…

Чиновник бывает таким вот нерассуждающим исполнителем чаще по умыслу, чем по призванию. Это в ряде случаев просто выгоднее, покойнее и прелестнее. Ради этого позорного покоя иные умные притворяются дураками, иные ученые вытягиваются по струнке перед невеждами.

Мне пришла на память дикая история, рассказанная писателем О. Кургановым. Видные ученые, высшие авторитеты в молдавской консервной промышленности, приняли к исполнению вопиюще нелепое, мягко выражаясь, некомпетентное пожелание председателя совнархоза.

— Будет сделано! — сказали ученые мужи, полагая, что воля начальства важнее науки. Ущерб был огромный!

Так-то оно бывает, когда действуют «без рассуждения».

Но не лучше бывает, когда чиновник попросту не исполняет самых прямых обязанностей!

Группа московских автозаводцев попросила у администрации дополнительный отпуск. Для этого были все законные основания. Два года людей мурыжили, гоняли по всяким учреждениям, советовали писать в высокие инстанции. А в конце концов оказалось, что работникам отдела труда и зарплаты завода имени Лихачева надо было просто заглянуть в справочник. Там есть прямое указание: этой категории рабочих дополнительный отпуск положен. Я не знаю, выгнали ли виновных в этом должностном преступлении. На мой взгляд, это действительно должностное преступление.

Элеонора Петровна Немлихер, опытный инженер-проектировщик, недавно оказалась на новой работе. Она стала плановиком, начальником планово-производственного отдела в большом (пять тысяч работников) проектном институте.

На новом посту ее взволновала и оскорбила обязанность делать вещи, явно бессмысленные и даже, по ее разумению, вредные. Вот что она мне написала:

«Я вынуждена по должности делать то, с чем сама не согласна. Я в планировании человек новый и не могу привыкнуть к этой ненормальности, как привыкли мои более опытные коллеги. А может, в самом деле я страдаю „наивностью, непростительной в вашем возрасте“, как мне сказал один очень известный и очень уважаемый строитель».

Специалисты разберутся, правильны ли предложения Элеоноры Петровны с точки зрения экономики. Но это письмо прежде всего кажется мне важным человеческим документом.

Нет, нужна, очень нужна вот эта «непростительная наивность», не погашенная горьким опытом, не скованная никакими опасениями уверенность в том, что любую нелепость можно протаранить, даже самую традиционную, что глупую систему нужно ломать, даже если она забронирована высокими словами.

Работа служащего, мне кажется, открывает широкий простор для проявления таланта, творчества, гражданского мужества. И конечно же огромная разница, просто пропасть, между настоящим служащим и чиновником!

Когда-то в Донбассе старый проходчик объяснил мне, что бывает «длинный метр и короткий метр, легкая тонна и тяжелая тонна». И хотя это противоречит тому, что напечатано на каждой тетрадной обложке: «Метр — 100 сантиметров, тонна — 1000 килограммов», — это правильно. Все зависит от того, как эта тонна досталась шахтеру. Думается, что одна и та же должность может быть и тяжелой и легкой — в зависимости от того, как к ней относятся.