Эрих Хакль - Две повести о любви

Но на самом деле далеко не все было так благополучно. Отсутствие Карла, неизвестность, жив ли он вообще. Отсутствие сведений о братьях и сестре Эрминии, о других родственниках и друзьях. Гнетущая бедность, сокрытие собственной личности, война и страх, что немецкие оккупанты когда-нибудь заинтересуются ею. Эрминии было тяжело, но она не писала никаких писем, ибо не хотела обременять других своими заботами. Она с надеждой ждала следующего дня. «Завтра будет лучше. Тогда и напишу». Но в тот год в Байё и на следующий день не становилось лучше, поэтому сотни писем остались ненаписанными.

Однажды Эмилии удалось наконец разузнать адрес Эрминии. Или Эрминия набралась мужества и написала своим родственникам в Валенсию, надеясь, что уже никого там не скомпрометирует. Родственники в Валенсии передали это письмо Эмилии в Бургос. Эмилия в Бургосе написала Эрминии в Байё и Розмари в Вену. Розмари написала Эрминии и Карлу. И Карл написал Эрминии первое из трех писем.

Дахау, 14 ноября 1943.

три года у меня не было вестей ни о тебе, ни о Розе. Для нас это было время печали, боли и тревог. И мое терпение почти уже иссякло, как вдруг через мою и твою сестру мне удалось узнать, где ты. Я безумно счастлив, что вновь нашел вас. Прижимаю вас к груди, целую тебя, моя любимая жена, и тебя, моя дочь, которую я так давно не видел. От Эмилии и Розмари я знаю, что и ты, и наша Розетта здоровы. Как она выглядит, наше милое дитя, после стольких лет разлуки? Думаю, она уже совсем большая. У нее все такие же реденькие светлые волосики? А ты, моя дорогая жена, как дела у тебя? Моя сестра тебе уже написала и пригласила к себе. Ты должна поехать к ней в Вену. Пожалуйста, как только сможешь и сочтешь необходимым, отправляйся к ней. Я прошу и советую тебе это сделать. Чтобы было быстрее и проще, обратись к ближайшим от тебя немецким властям и попроси у них защиты и помощи. Собери все документы, и если каких-то не хватает, напиши об этом Эмилии. Моя сестра тоже сделает все, чтобы тебе помочь, и поэтому напиши ей обо всем, что тебе нужно. В Вене вы с Розеттой сможете жить у нее. А когда опять наступит мир и я вернусь, мы там увидимся. Наш будущий дом будет в Вене. Только поезжай как можно скорее, все будет хорошо, и мы опять наладим нашу жизнь и заживем как когда-то. Я рад, что время неопределенности, долгого ожидания известий о том, как у вас дела, позади. Поэтому напиши мне сразу, как получишь это письмо, как и что тому вас с Розеттой. Я пишу тебе по-немецки, но очень надеюсь, что ты сможешь найти возможность перевести это письмо, и мне ты тоже должна писать по-немецки. Думаю, ты поймешь меня и преодолеешь эти трудности. Обо мне не беспокойся. У меня все в порядке. Передавай привет всем родным и знакомым, особенно большой привет Эмилии, ее мужу и всей семье. Поцелуй за меня Розетту. Обнимаю и целую тебя.

Она могла бы довериться одному из офицеров в замке. (Не все были нацистами, один даже уверял ее, что война кончится для Германии плохо.) Помочь прочитать письмо наверняка могла бы и женщина-врач, для которой она стирала белье, вязала крючком скатерти и вышивала столовые салфетки. Кроме того, она была знакома с француженкой, невестой одного немца. (На фотографии в Байё Розетта стоит впереди двух молодых женщин, подружек солдат вермахта.) Но Эрминия прочла письмо без посторонней помощи в своей комнате, которую снимала у семьи Жамэ на рю Юридиксьон, в доме № 43. И ответ она написала тоже самостоятельно, обрывков немецких фраз она нахваталась в замке, остальное досочинила с помощью словаря. Но прежде чем ответить на письмо Карла, она сказала своей дочери: Розетта, сядь и слушай меня внимательно. У тебя есть любящий отец, немцы держат его в концлагере, но об этом никто не должен знать. Он хочет, чтобы мы поехали в Вену и поселились у его сестры. Вена очень красивый город, он тебе понравится. Там мы сможем…

И так далее.

Я предполагаю, Розетта слушала ее с огромным интересом. Она была очень рада, что у нее внезапно появился отец: как-никак, она уже ходила в начальную школу, а у других девочек были отцы. С другой стороны, ее восторг был несколько сдержанным, она лишь с трудом могла представить себе, как изменится ее жизнь с появлением отца, которого она не знает и к которому даже нельзя съездить. Вена, это звучало заманчиво, и до тех пор, пока мать была с ней, она никого и ничего не боялась.

Но сначала тетя Розмари должна была ходатайствовать в испанском посольстве в Вене о пересылке в Австрию ее свидетельства о рождении и свидетельства о браке Эрминии, на что ушли недели, а потом ее мать подала в немецкое консульство прошение на переезд, и опять прошло много времени. В конце концов Эрминия Секвенс должна была явиться в парижское управление гестапо для выяснения некоторых вопросов. Числа 10 апреля они выехали из Байё. В Париже они остановились в пансионе, где их уже ожидал человек из гестапо, некий Свобода. Он доставил Эрминию с дочерью в отель с крутящейся дверью, люстрой, парадной лестницей в два пролета и тяжелыми коврами, приглушавшими шаги. Девочка осталась ждать в вестибюле, а Эрминия поднялась с мужчиной на второй этаж.

Ее мать допрашивали двадцать дней, говорит Роза-Мария, двадцать дней она клялась, что за всю свою жизнь никогда не интересовалась политикой.

— А почему же вы тогда связались с большевиком?

— Потому что я его люблю.

— Кто любит большевика, тот любит и большевизм.

— Но ведь это была любовь с первого взгляда.

— А большевика и видно сразу с первого взгляда!

Так это происходило или примерно так.

В конце концов им разрешили переехать в Вену. В купе с ними ехали еще чешка и полька, которая ходила на костылях. В последний момент к ним подсел еще молодой человек, он все время пытался завязать разговор. Женщины отвечали односложно. Поезд часто останавливался посреди пути: объявляли воздушную тревогу или пропускали вперед военные эшелоны. Каждые два часа они должны были предъявлять свои документы и билеты. Едва контролеры закрывали дверь, их попутчик тут же начинал поносить Гитлера, нацистов и Германию. Allez au diable! [9] Идите вы к черту! (фр.). Им вскоре это надоело, и Эрминия осадила его, а обе женщины в страхе молчали. В Мюнхене они стояли долго, и молодой человек вышел из купе. Они облегченно вздохнули, наконец-то мы от него избавились. Но аккурат перед отправлением поезда он появился вновь, на сей раз уже в мундире офицера СС. Сел и стал смотреть в окно, на железнодорожные пути, куда согнали угнанных из Восточной Европы рабочих разбирать завалы после бомбежки. «Нет, вы посмотрите, — сказал он по-немецки. — Поглядите только на этих свиней!»