Маркус Зусак - Против Рубена Волфа

И, не пошевелившись, мой брат чеканит в ответ.

Он говорит:

– Я не собираюсь его терять, Кэм. Мне бы его найти.

Этим вечером – ничего.

Никаких «Эй, Руб, ты не спишь?».

Ни «Конечно, блин, нет!».

Безмолвие.

Безмолвие, Руб и я.

И темнота.

Хотя он не спит. Я чувствую. Чувствую это, не видя.

Из кухни никаких голосов. Нет иного мира, кроме вот этого.

Этой комнаты.

Этого воздуха.

Этой бессонности.

В полудреме субботнего утра мне снятся женщины, плоть и драки.

Первые нагоняют на меня страх.

Второе – волнение.

Третье – еще больше страху.

Я укрыт одеялом с головой. Сверху торчит только мой человеческий хрюндель, чтобы можно было дышать.

– Идем бегать? – спрашиваю я у Руба через комнату.

Он что, еще спит?

– Руб?

Ответ.

– Неа, сегодня не идем.

«Отлично, – думаю я. – Пускай это одеяло пропитано страхом, все равно под ним тепло и хорошо. И вообще, похоже, нам следует передохнуть».

– Но вообще попозже я собираюсь поработать, – продолжает Руб, – поработать над джебом. А потом поиграем в «один кулак»?

– Я думал, мы с этим завязали. Как ты сказал маме.

– Ну, не завязали. Я передумал. – Он поворачивается на другой бок, не замолкая. – Тебе тоже не помешает отточить джеб, знаешь ли.

Это правда.

– Лады.

– Вот и не бухти.

– Да я ничего. – Это правда. – По-любому прикольно. Как в прежние деньки.

– Вот именно, блин.

– Ладушки.

И мы снова спим. Что до меня, то у меня снова плоть, драки и женщины. А куда, интересно, возвращается Руб? Когда мы встаем, и день идет своим чередом, предки и Сара отправляются к Стиву посмотреть, как он там. Золотая возможность потренироваться. И мы ее не упускаем.

Мы, как теперь всегда делаем, лезем через ограду и забираем Пушка.

Шавочка смотрит бой с нашего заднего крыльца. Облизывая губы.

Мы кружим по двору.

Руб достает меня, но я достаю в ответ. Он чаще попадает в цель, примерно на каждый второй его точный удар я отвечаю точным своим. Он слегка огорчен.

В перерыве он говорит:

– Мне надо двигаться быстрее. Когда мне бьют прямым. Быстрее блокировать.

– Ага, но у тебя что бывает на ринге, – говорю я ему. – Ты проводишь джеб или два, а потом добавляешь левой. Твоя левая всегда быстрее, чем их встречные.

– Понятно, но что если мне попадется чувак с по-настоящему хорошим встречным? Тогда беда.

– Сомневаюсь я.

– Да ну?

И мы занимаемся еще и потом меняемся перчатками, забавы ради. Как в прежние деньки, именно. По одной перчатке у каждого, кружим по двору, обмениваемся ударами. Улыбаемся ударам. И полученным тоже улыбаемся. Мы не слишком увлекаемся, завтра у нас обоих бои, так что обходится без синяков и крови. Занятно, думаю я, пока мы, пригнувшись, топчемся, и я наблюдаю за Рубом, который пригибается с таким вот особенным видом. Полного довольства. Занятно: когда мы во дворе сходимся в одноруком бою, именно тут я и чувствую себя ближе всего со своим братом. Тут я лучше всего понимаю, что мы братья и всегда ими будем. Я чувствую это, наблюдая за Рубом, и когда он ухмыляется мне лукавой ухмылкой Рубена Волфа, Пушок бросается на него, Руб шутливо с ним дерется, давая обхватить лапами его одиночную перчатку.

– Чертов Пушок, – хмыкает Руб. Такие вот проблески.

Потом все входит в нормальный для последнего времени ритм.

Мы сидим в комнате, Руб отгибает истертый угол ковра рядом с моей кроватью. В одном конверте его деньги. В другом мои. У него три с половиной сотни. У меня примерно сто шестьдесят. Руб выиграл семь боев из семи начатых. Мое бабло – две победы, остальное – чаевые.

Руб сидит на кровати, пересчитывает деньги.

– Все на месте? – интересуюсь я.

– А куда им деться?

– Да я, блин, просто спросил!

Он смотрит на меня.

Если задуматься, так до этого раза довольно давно ни один из нас не повышал голос на другого. А когда-то мы постоянно орали друг на друга. Это было нормой. Почти забавой. Обычным делом. Но вот сегодня это как пуля, врывшаяся глубоко в плоть нашего братства. Это пуля сомнения – пуля неведения.

За окном город считает секунды, пока мы сидим молча.

Одна… две… три… четыре…

Новые слова поднимаются на ноги.

Они принадлежат Рубу.

Он говорит:

– А собачки сегодня есть?

– Кажется, да. Суббота, восьмое. Ага, это сегодня.

– Не хошь сходить?

– Пошли, а чего ж. – Я улыбаюсь. – Может, встретим тех копов, посмеемся.

– Да, они клевые, та парочка.

Я набираю горсть мелочи из своих призовых и бросаю Рубу.

– Спасибки.

И сую десятку в карман олимпийки.

– Да не за что.

Мы обуваемся и отправляемся из дому. Оставляем записку, что вернемся до темноты, кладем на кухонный стол. Рядом с «Хералдом». Газета лежит развернутая на станице объявлений о найме. Она лежит, как война, и каждое малюсенькое объявление – окоп, в который человек ныряет. Чтобы там надеяться и сражаться.

Мы глядим на газету.

Замираем.

Понимаем.

Руб отпивает молока из пакета, сует его обратно в холодильник, и мы уходим, оставляя войну на столе, с нашей запиской.

Мы идем.

За дверь, за ворота.

На нас обычная одежда. Мы обджинсованы, офуфаены, окроссованы и закурточены. На Рубе вельветовая куртка. Коричневая, старая и несуразная, но он в ней выглядит, как всегда, без вопросов шикарно. На мне черная ветровка, и я бы сказал, что выгляжу вполне прилично. По крайней мере надеюсь. В любом случае что-то около того.

Мы шагаем, и запах улиц режет. Он пронзает меня, и это мне нравится. Городские здания вдали будто подпирают небо. Оно голубое и яркое, и наши размашистые шаги несут к нему. Раньше мы томились на ходу или скользили по улице на манер собак, которые только что нашкодили. Сейчас Руб идет с прямой спиной – в атаку.

Приходим на стадион, время около часа.

– Смотри, – показываю я, – Миссис Крэддок.

Как и следовало ожидать, она сидит на трибуне, в одной руке хот-дог, другой пытается удержать банку пива и сигарету. Дым окутывает ее и разваливается на две стороны.

– Привет, ребята, – окликает она нас, поднося сигарету к губам. Или отпивая из банки? У нее каштаново-седые волосы, фиолетовая помада, переносица в гармошку, старинное платье и вьетнамки. Она крупная. Большая женщина.

– Привет, миссис Крэддок, – отвечаем мы. (Это все же пиво она несла ко рту, а потом торопливо затянулась.)

– Как поживаете?

– Чудесно, спасибо. День у собачек – самое оно.

– Это точно. – Про себя я думаю: «Мели, что хочешь, милочка». – Кто вам по душе в следующем забеге?

Крэддок склабится.

Ой, мама. Зрелище не из приятных. Эти ее вставные чавки…

– Второй номер, – советует она. – Персиковый Пломбир.