Арман Лану - Свидание в Брюгге

Глаза Ван Вельде расширились от восторга, он обалдело глядел на подарок, словно мальчишка, который рассчитывал получить петрушку, а получил заводного коня. Он еще раз недоверчиво посмотрел на офицера, понял, что тот не шутит, и в упоении от счастья стал играть своей игрушкой.

— Эй, — окликнул его Шарли, — всех нас убивать ни к чему!

— Не беспокойся, — промурлыкал Кале, — бог знает, кого призвать к себе!

Бло де Рени часто выкидывал подобные штучки, и потому высшее начальство относилось к нему с тайным недоверием, зато подчиненные благоговели перед ним, хоть и проявляли свои чувства весьма сдержанно. Буржуазная демократия уже давно отправилась в путь, и понятие знатности рода утратило свой смысл, но некоторые поступки высоких родом, отмеченные печатью «истинного», врожденного аристократизма, очень импонировали людям. Однако Робера занимало сейчас другое. Мысли его были прозаичны, он думал о том, что война, в сентябре пустившая глубокие корни, сейчас притаилась в этой опасной игрушке, которую хозяин так неосмотрительно доверил внушающему опасения слуге.

— Вот уж потешусь, так потешусь, — простодушно признался Бреющий Полет, радуясь, как ребенок. — Премного вами благодарен, гошподин капитан…

Он уже собрался в обратную дорогу — на кухню, когда голос командира неожиданно остановил его. Ван Вельде обернулся — весь напряжение: не передумал ли капитан.

— Ты бы принес нам сыр-то, — сказал Бло де Рени.

Он снял пластинку, обтер ее носовым платком, положил в конверт, задрав кверху подбородок, покачал головой и вдруг выронил пластинку из рук, и она разбилась.

Офицеры переглянулись.

Ван Вельде тем временем вносил сыры.

Бло с отсутствующим выражением лица возвратился на свое место. Наступило неловкое молчание. Никто не мог понять, намеренно разбил он пластинку или нечаянно. И вдруг, словно то была издевка, мелодия зазвучала снова, далекая и неотчетливая, как галлюцинация.

Розы распускаются под небом Пикардии… — горланила солдатня.

Они столько раз ее слышали, что в конце концов признали своей. Сновавшие по комнатам подавальщики все время напевали эту песню, и люди, разместившиеся там, подхватили ее. Она как бы заново родилась и явилась всем в новом обличье: более ритмической, более народной и более радостной.

Капитан горестно усмехнулся, покоряясь судьбе и иронизируя над самим собой. Он хотел было подвинуть к столу свой стул, но тут затрещал телефон, допотопный полевой телефон из эбонита.

Робер, сидевший к нему ближе других, взглядом попросил у командира разрешения и снял трубку.

— Я Эмиль, я Эмиль, Эмиль. Говорит Эмиль, — взывал с другого конца провода мужской голос, принадлежавший, по всей видимости, уроженцу Лилля.

Слышимость была плохая, Робер заткнул пальцем другое ухо и вдруг всем своим существом он почувствовал близкую беду.

— Алло! Эмиль вызывает Сильвию. Эмиль вызывает Сильвию.

— Сильвия слушает.

Весь полк назывался «Эмиль», а батальон партизан «Сильвия». В штабе очень гордились такой находчивостью и не подозревали, что немцы придумали ту же хитрость и именовали себя «Хильдой», «Зигфридом», «Баварией». Штаб полковника спрашивал капитана. Бло де Рени осушил свой стакан и подошел к аппарату. Он слушал с элегантно-скучающим видом, подставляя огню, чадившему в камине, отчего в комнате стоял запах резины, то одну, то другую ногу в высоком сапоге. Несколько раз он перекладывал трубку из одной руки в другую. Лицо его оставалось бесстрастным.

— Слушаюсь, господин полковник, — произнес наконец Бло и стал по стойке смирно, словно полковник мог его видеть.

Он положил трубку на рычаг, поглядел, как играет огонь в камине, бросая на мрамор в прожилках то голубые тени, то оранжевые отсветы, пнул ногой разбитую пластинку, — осколки попали в огонь и зашипели, — и вернулся на свое место.

Позади него в камине потрескивал воск.

— Дорогой Шарли, — проговорил Бло, — придется нам обойтись без рождественской мессы. Похоже, немцам наплевать на нашу церемонность. Ничего не поделаешь — они дурно воспитаны. Штаб обеспокоен донесениями разведки, и ему немедленно нужны пленные.

— Вот так-то! — подытожил Кале.

Бло пропустил мимо ушей дерзкую реплику и продолжал:

— Итак, начало операции Мельхиор — в двадцать два часа ноль-ноль.

— А, с-скоты! — выругался Шарли.

Безумная Грета, Безумная Марго, в сапогах и каске, вооруженная до зубов, уже входила в темный салон супруги нотариуса Аглена Верхнего, где расколовшиеся на мелкие кусочки Розы Пикардии исходили черными слезами.

Проверив еще раз наличный состав своего отряда, капитан решил, что двенадцати человек будет достаточно.

В операции Мельхиор должны были участвовать две боевые группы. Но все подразделения, как партизанские, так и регулярные, отличались крайним худосочием. И не только потому, что по случаю рождества многие получили увольнительные, но также и потому, что еще раньше многих перебросили в другие места, — во фландрской дивизии это произвело настоящее опустошение; таким образом, в мае тысяча девятьсот сорокового года противнику противостояли лишь малосильные, не способные к длительному сопротивлению подразделения.

Ван Вельде, оказавшийся за спиной у капитана, нетерпеливо переминался с ноги на ногу и весь как-то дергался, видимо, порываясь что-то сказать ему. Наконец Бло остановил на нем взгляд своих темных глаз.

— Тебе чего?

— Гошподин капитан, можно и мне с ними, а то я завсегда в заду плетусь, за горшками с кашей, очень это обидно.

— Ну что ж, пожалуйста.

Ван Вельде побежал снаряжаться в дорогу.

— Хороший солдат, — сказал Раймон Дэла.

Капитан промолчал. Потом увидел, что Дэла взял с вешалки ремень с портупеей, и сказал:

— Не нужно, Дэла. Вы и так уже ходили три раза подряд. Я считаю, что следует установить очередность — и для офицеров и для солдат. Так что сегодня вместо вас пойдет Шарли, а вы зато отстоите рождественскую службу.

Дэла и Шарли переглянулись и — прыснули: шеф, сам того не подозревая, здорово всех потешил: кто-кто, а уж Дэла набожностью не отличался. И тут Робера словно что-то толкнуло. Чувствуя, что он уже не может больше ждать, когда расшевелятся аванпосты, что ему уже невмоготу от бездействия и он задохнется от тоски, схватившей его за горло с новой силой сейчас, когда он увидел эти сборы, это оживление перед операцией, Робер попросил:

— А не возьмете ли вы и меня с собой, капитан?

— Это не положено. Я бы предпочел, чтобы вы нас прикрывали. Так вернее.

— У меня прекрасный сержант. Со мной вы будете в большей безопасности; если вы возьмете меня, мой помощник будет издалека следить за ходом операции, и я обеспечу вам отход через мои позиции. Мои люди знают мой голос.