Сергей Носов - Фигурные скобки

Я увидел Мухина в день посвящения в общество юных друзей флоры и фауны. В ночь совершеннолетия, когда взрослеющий Мухин остановил по глупости поезд. В хмурое утро увидел его потерявшим невинность. Видел, как Мухин полз на скалу. Как лежит в больнице с гнойным аппендицитом.

Гнойный аппендицит не самое неприятное воспоминание. Моему мысленному взору представился Мухин, заходящий в двухэтажный барак; скрипучая лестница, день железнодорожника, пустой коридор, все на улице, он открыл дверь, на которой ножом вырезано бессмысленное слово «РЕПА». Быстрым шагом уходит назад. Через час он будет пить водку в вагоне-ресторане, стараясь забыться. Забыть себя. Отчасти это удастся ему.

Мухин был Мухиным.

Я не хочу вспоминать за Мухина то, что ему никогда вспоминать не хотелось.

Стряхивая пепел вниз, на газон, я стал вспоминать с другого конца, или просто —: с конца, не с начала. Что-то мне подсказывало, что случилось это недавно.

Поразительный вспомнился мне один эпизод, потому что вспомнился он мне поразительно: ярко, четко, контрастно, словно это происходило прямо сейчас —: не в моей голове, а на кухне у Мухина (тогда как я был сейчас на балконе). Был у нас —: у меня? у него? — : с женой разговор —: опять же —: с его ли? с моей ли женой? — : это как посмотреть.

Мухин смотрел в никуда.

Дело было на кухне на позапрошлой неделе, но не в позапрошлую среду, а в третью среду назад. Я потом сосчитал —: пятнадцать дней до того, то есть до этого четверга, или девятнадцать дней назад, если отмерять от сегодня, а сегодня, когда это пишу, уже воскресенье.

Мухин смотрел в никуда. Боюсь ошибиться, но, по-моему, он хотел рассказать жене, как он был в тот день на работе огорошен вопросом —: способен ли он кого-нибудь убить. Скажем, отчима. У него никогда не было отчима. Соль шутки в том, что ассистентка Алина, перебирая фотографии из папки по теме антропометрических исследований, нашла, что некий преступник схож чертами лица непосредственно с Мухиным. Несмотря на возраст (Мухин был значительно старше) отношение расстояния между глазами к высоте подбородка на прикидку было у них одинаковым (возраст, кстати, здесь вряд ли имеет значение). Всем было смешно, а Мухина покоробило; он достаточно серьезно относился к своей внешности и не любил, когда ее обсуждали.

Впрочем, я не готов утверждать, что он действительно хотел рассказать все это жене, но то, что, глядя в никуда (и быв на кухне), он думал именно об этом —: факт, за истинность которого могу поручиться.

По телевизору говорили о ценах на газ.

«Чай или кофе?» (спросила жена).

Ответствовал —:

«Чай».

«Или кофе?»

Ответствовал —:

«Кофе».

«Я тебя спросила, что ты будешь пить, а что ты отвечаешь?»

«Я и отвечаю, что буду».

«Спрашиваю —: чай? Ты —: чай. Спрашиваю —: кофе? Ты —: кофе».

«А зачем ты спрашиваешь про кофе, когда я уже ответил, что чай».

«Пей сок томатный. Полезно».

«Я не хочу томатного. Оставь меня в покое. Я не хочу ни чая, ни кофе».

«Да ты сам не знаешь, чего ты не хочешь. Ты и чего хочешь, не знаешь. Ты ничего не хочешь! —:.. Тебе ничего не надо! —:.. Ничего! —:.. Ничего-ничегошеньки! — :»

Эти слова уже обращались ко мне. Прежний Мухин уже их не слышал. Прежний Мухин стремительно исчезал, я его замещал, вновь образуясь. Он стиснул зубы и вышел вон. Да, я пришел на балкон, стоял, как сейчас, и курил, как сейчас, глядя на крыши домов, как сейчас. Это был я! И это было в среду на позапрошлой неделе! Вот когда я понял, как это все получилось! (И понял это в четверг!)

Последним словам человека всегда придается значение. Вот мухинское —: «Оставь меня в покое! Я не хочу ни чая, ни кофе!» —: это его. С тем он и исчез, точнее, избылся, а я не мог этих слов не запомнить.

Ничего, между тем, не произошло в мире предметном —: не остановились часы, не перегорела лампочка, не упал карниз, на который вешают занавеску. Тот же телевизор не счел возможным выключиться или хотя бы сотворить на экране что-либо неординарное. Даже кофе не убежал. А был ли кофе? А был ли Мухин? (хочется мне спросить).

Если Мухин действительно был, хотел бы я знать, почувствовал ли он сам хоть что-нибудь, исчезая.

Вот я, замещая его, ничего не почувствовал. Безразличие мною владело. Стоял на балконе и не чувствовал ничего; даже не чувствовал высоты и необходимости ее опасаться.

Вот это и был тот рубеж —: я замещал Мухина, еще не понимая, что делаю.

Целых пятнадцать дней, по реальном его замещении, я не догадывался, что я не Мухин!

Надо же, думал, что по-прежнему Мухин и что ничего особенного не случилось.

Может быть, чаще, чем прежний Мухин, я эти две недели посещал центр досуга «Счастье твое», где вступал в единоборство с одноруким бандитом.

В понедельник вечером проиграл доверенное мне на шопинг —: все до копейки, а во вторник еще и заначку, которую утром прихватил из дома.

Ну а когда осмысление настигло меня, об этом я уже написал. }}}

{{{ Да, надо сознаться —: у Мухина была лудомания; я вслед за ним тоже немножечко лудоман. Я еще не знаю точно, насколько я реально лудоман, хотя все признаки налицо, но питаю надежду, что все-таки не такой лудоман, как Мухин. Оптимизма придает мне моя способность считаться с реальностью —: обычно лудоманы не признают, что они лудоманы, я же признаю —: да, я лудоман, может быть, не типичный, но лудоман, и уж тем более признаю несомненную лудоманию Мухина.

Другое дело, было бы преувеличением назвать меня страдающим лудоманией; достаточно и того, что она у меня есть; если кто и страдает, то это моя жена, хотя, когда моя жена была женой Мухина, страдала она, кажется мне, значительно больше. Тут и спорить не о чем —: сверх всякой меры натерпелась она не от моей страсти к азартным играм (в моем настоящем качестве), а от мухинской, и вряд ли можно

02:00

меня упрекнуть за то, что именно мой недавний проигрыш переполнил чашу терпения —: да останься Мухин Мухиным, чаша терпения переполнилась бы еще быстрее —: так и хочется куда-то вставить «ее» —: «ее чашу терпения» или «чашу ее терпения», только все равно не могу представить —: ее —: с этой умопостигаемой чашей. Что, между прочим, косвенно доказывает чистоту моей совести. У Мухина было больше поводов терзать себя, и он временами предавался отчаянной самокритике и самобичеваниям. Не хочется вспоминать. Его совести дело, не моей. Это он проигрывал всю зарплату, это он залезал в долги, это он снес в ломбард антикварную вещицу, принадлежащую его жене, а выкручиваться придется мне, и, чувствую, скоро. Мои скромные проигрыши последних дней даже сравниться не могут с выдающимися потерями, которые сопутствовали развитию его болезни на протяжении почти полутора лет вплоть до того дня, когда Мухин, в прямом понимании этого имени, перестал быть Мухиным. Несомненно, его болезнь стремительно прогрессировала, однако, соглашаясь с тем, что это наш общий недуг, я буду решительно протестовать против каждого, кто осмелится отнести обострение мании Мухина к тому Мухину, который я. Трезвый взгляд, самому себе мною сейчас демонстрируемый —: весомое доказательство того, что все под контролем. Нет, чего-чего, только не обострение испытывает моя лудомания; скорее наоборот.