Сергей Носов - Сторожение

Человечество ещё не всё доело,
а уже самому себе надоело.
Впрочем, нам ли обсуждать человечество
и его возможности расчеловечествоваться.
Не царей, — попрошу, — и не шоуменов,
не шагающих строем к плечу плечом,
Господи, пожалей бушменов,
не виноватых ни в чём.

Вдоль Введенки, вдоль Введенки,
где топорщится земля,
где поставленные к стенке
костенеют тополя,
шел, тоскуя по нетленке,
не имея ни рубля.

Вдоль по Екатерингофке,
где такая же земля,
шел вдоль берега, по бровке,
башмаками не пыля:
жили божие коровки,
шевелились тополя.

Вдоль по речке Монастырке,
есть такая в СПб,
шел я с мыслями о дырке
неопознанной в судьбе.
И другие заковырки
вспоминались при ходьбе.

Слушай дедушку, мой мальчик.
Жизнь, она такая жесть.
Разогни-ка средний пальчик.
Это очень сильный жест.
Станешь, может, олигархом,
может, будешь раздолбай.
Все земное кончит прахом.
Тренируйся — разгибай.

Возле тумбы стояла компания неопрятных молодых
людей
один самозабвенно тренькал на гитаре
и омерзительно блеял
думая что поет
а его подруга
тоже думая что он поет
и что эта песнь достойна вознаграждения
приставала к прохожим с протянутой шапкой.

К нам тоже метнулась
но сразу отступила
прочтя
в пепельно-серых глазах:

молодость!
где твой Кастальский ключ?
где вдохновенье твое
твое мастерство
твое бескорыстье?

Не подаем!

Мы ведь тоже знаем четыре аккорда
и можем потренькать не хуже
но почему же мы
ни при каких обстоятельствах
никогда
себе не позволим
скромное свое умение кому-нибудь навязать —
тем паче за мзду!?
Если допустить невозможное и нас представить
за клянченьем денег
(по роковой допустим нужде
или
что допустимее
под угрозой четвертования)
это будут
нищие
нищие
нищие
в рубище и без сапог
смиренные мы
севшие по-честному на грязный асфальт
и положившие перед собой
мятую кепку —

но без гитары!

без песен!

Сидячий сиднем, гладкий и бесполый,
он дум не полн великих — ибо полый.
И сны ему державные не снятся.
Туристы многие желают рядом сняться.
Французы, англичане, нидерландцы,
новозеландцы, шведы и посланцы
своей же Федерации субъектов,
а также неопознанных объектов.
Вот, говорят, что вроде не пристало,
но ничего: сидит без пьедестала.
Иные залезают на колено,
а он молчит и терпит, как полено.
Как хочется, как хочется потрогать
лицо его, похожее на ноготь!
Поскольку монументы не кусаются,
иные, в самом деле, прикасаются.

— Когда я вижу непорядок,
не до трудов мне, не до blyadok,
не до еды и пития
средь символов небытия.

Да мне начхать — ты Таня ль, Катя ль!
Я, может, Тайный Покупатель,
запечатляющий в отчёт
недополученный почёт!

Да ты должна пред мной лучиться
улыбкой, злая продавщица!
Сгибать услужливо хребёт,
гребет тебя иль не гребет!

Я тут не ради капучино!
Перед тобой стоит мужчина!
Мысль заучéнную изложь —
сам отличу от правды ложь!

Теперь себе: — Хорош, хорош.

Зашел в кафе «Последний путь»,
приняв на кладбище на грудь.
Все обойдется как-нибудь.
Сто пятьдесят «Столичной».
Будь.

Вставная челюсть
лежит на асфальте.

Ее клюет воробей.

Сыро и холодно в мире.
Лег над Россией туман.
Ходит Каплан по Сибири.
Ленин простил Каплан.

«Жить тебе долго-долго,
думать всегда одно,
даже когда “Волга-Волга”
будет идти в кино».

Сыро и холодно в мире.
Ленин в гробу лежит.
Ходит Каплан по Сибири.
Ходит, как Вечный Жид.

Нет неприкаянной места,
дышится невмоготу.
Люди достойные честно
хлеб добывают в поту.

Женщину в черной косынке
видели эту не раз —
где-то явилась на рынке,
где-то зашла в лабаз.

Лицо у ней отражало
такую большую вину,
что только оно выражало
мысль на себе одну:

«Как я пошла на такое?
Встала на пагубный путь.
Нет на земле мне покоя.
Будь же я проклята, будь.

Выть же мне волком, волком.
Думать всегда одно.
Даже когда “Волга-Волга”
радует всех в кино».

Как-то приходит Ягода
к Сталину и говорит:
— Жив еще враг народа,
душа у меня болит.

Сталин ему не ответил.
Приходит тогда Ежов.
Взгляд его прям и светел.
Он говорит:

— Ужо
виться, гадюке, виться!
Хватит наймитке жить.
Ежовы
мои
рукавицы
готовы
ее
задушить!

Сталин и тут не ответил.
Сталин молчит и тут.
Берия тогда приходит,
готовый на скорый суд.

— Позвольте, товарищ Сталин,
я быстро ее скручу.
— Нет, — отвечает Сталин, —
я слово дал Ильичу.

Всё раздражало
но более всего —
манекены.
Стали с некоторых пор манекены бесить.
Безголовые например —
когда мода на безголовых пошла.
Но и с головами бесили —
независимо от фактуры лица.
Гладколицые
без глаз и ушей
без носа и рта
у которых голова как яйцо страусиное
или с небывалыми харями инопланетных
пришельцев
или например с нарочитыми искажениями
пропорций человеческого лица —
всех мастей микро- и макроцефалы
или напротив —
исполненные в крайне гиперреалистической
манере
когда видны и морщины на лбу
и ямочка на подбородке
и когда перепутать легко эту нелюдь
с продавцом-консультантом.
Раньше были они не такими
раньше были они без претензий.
Вот за что их —
за то
за претензию!
Глядя на манекен нельзя не думать о человеке.
Можно ли глядя на манекен
не потерять веру в род человеческий
ибо не по подобию ли человека
сотворен манекен?