Сергей Носов - Фигурные скобки

Четверо их человек.

Если обоих Капитоновых считать за одного, Капитонов зажат между фигурными скобками.

Он — вложенность.

Он встает и направляется к мини-бару, вынося за скобки себя.

Она возвращается тут же в себя и, как ни в чем не бывало, залезает ни в чем под одеяло по плечи — и никаких больше скобок.

— Капитонов, у тебя есть дети?

— Дочь. Девятнадцать.

— А у меня сын. Одиннадцать. Что с тобой, Капитонов?

— Тут… муха, — говорит Капитонов.

— В холодильнике?

— Да.

— Мертвая?

— Нет.

— Паркуа бы и не па, Капитонов? — Приподнимается на локтях. — Ты так поражен? Ну и что в том такого?.. Зимняя муха. Отельная. Из мини-бара… Да

что с тобой, Капитонов? Ты боишься мух? Это же не таракан.

— Все хорошо, — овладел собой Капитонов. — Хочешь вина? Или что тут еще? Шнапса на два глотка… Водка «Русский стандарт»… Ого, целых сто грамм!

— Давай пополам. Нет, из горлышка. Чтобы не чокаться.

Она первой глотает, но у нее не получается из горлышка полноценного булька — слишком узкое горлышко. Он отбулькнул свое.

— Ну и как ты с ней, все хорошо?

— С кем хорошо?

— С дочкой — все у тебя хорошо?

— Да, хорошо. А почему плохо?

— Да нет, просто спросила. Мирно живете?

— Мирно, конечно.

— Даже «конечно»? Ну, конечно — она же большая… Еще не замужем?

— Помолвлена.

— Во как! Надо же… А ты? Ты ведь женат?

— Мы сейчас, — говорит Капитонов, — не совсем вместе. Что у тебя в ушах — серебро?

— Нравятся серьги?

— Наверно, тяжелые?

— А по-моему, они мне очень идут.

— Да, конечно, идут.

Предмет, без которого современный человек, где бы он ни был, ощущает по крайней мере тревогу, появился в руках у нее. Она глядит на экранчик:

— Спрашивают, за кого я — за Сметкина или Чичугина? Ни хрена себе!.. Вот это да!.. Забыли избрать

Президента Гильдии. Это все из-за тебя, Капитонов! Правление утвердили, а Президента нет. Прямо там в ресторане выбирают сейчас… А тебе не пришло? Ты что, отключил телефон?

— Мне безразлично, кого они там избирают.

— Было бы здорово, если бы избрали тебя.

— Угу, — сказал Капитонов.

— Что «угу», Капитонов? Из тебя бы получился отличный Президент.

— А разве голосование не тайное?

— Видишь, тебе не безразлично!

— Какое сегодня число? — спросил Капитонов.

— Вот это да! Отгадай.

— Ладно, не важно.

— Не можешь? Потому что оно не двузначное, вот и не можешь!.. А я свое загадала. Ты мое отгадай… Ну? Почему ты молчишь? Я загадала двузначное.

— Прекрати, я не буду.

— Ну пожалуйста. Я загадала.

— Сказал же, не буду.

— Хочешь, я к нему прибавлю… сколько прибавить?.. четыре?

— Мне все равно.

— И отниму… два?

— Мне все равно.

— Ну? Я прибавила и отняла. Говори же!.. Молчишь?.. Двадцать четыре!

— Мне все равно. Я не знаю, что ты задумала.

— Врешь! Ты отгадал! Двадцать четыре!

— Я не отгадывал. Это ты мне внушаешь. Я не знаю, что ты задумала.

— Ты плохой, Капитонов. А по-твоему, я их каждый день надеваю?.. Вот скажи, Капитонов, почему я к тебе: «Капитонов, Капитонов!», а ты меня даже ни разу не назовешь по имени? Ты со всеми так в постели? Это твой принцип?

— Нет, почему ж…

— Надо было раздеться догола, чтобы ты увидел на мне серьги.

— Я их видел и раньше.

— Когда? Мы знакомы несколько часов.

— Вот я и видел.

— Да ты очки на себе не видел. Как ты мог увидеть на мне серьги? Капитонов, залезай под одеяло, пожалуйста. Водка не греет. Мне холодно.

23:16

Больше она не кричит «Капитонов!», да и вообще не кричит. А потом

23:28

она говорит (поскольку в коридоре шумят какие-то люди):

— Наши с банкета.

«Наши с банкета» идут и спорят о чем-то насущном — того ли избрали и о качестве кухни…

Она вызывает такси.

— Ты уверена?

— Абсолютно. Я только дома ночую.

Тут

23:32

сосед за стеной — тоже с банкета.

— Пожиратель Времени, он все время блюет, — говорит Капитонов.

— Знаю, знаю… Ну, скажите на милость, порвались колготки.

Капитонов тоже оделся, Капитонов намерен ее проводить.

— Мне тут термоноски продали, белорусско-российского производства. Утверждается, что уменьшают трение при ходьбе. Не проверял, правда.

— Дашь на память?

— Ну, тогда уж на счастье. Уменьшение трения при ходьбе — это же к счастью.

— Мужские. Значит, на память… Давай.

23:56

Когда спускаются по лестнице, она ему говорит:

— А тебе никогда не кажется, что действительно кто-то его съедает или, не знаю, объедает, что ли?

— Ты о времени?

— Да, о личном времени, которое отпущено каждому из нас. Кто-то объедает всю его мякоть, всю самую сочную плоть, а остается какая-то шелуха. Одна шелуха, шелуха событий. И только.

— Если ты о том, кто у меня за стеной, боюсь, это не наш случай. Не похоже, что он питается вкусненьким. Ты же слышала, он только блюет.

— Да нет — я вообще.

— А у меня эти два дня как раз бесконечные. Это потому что не сплю, наверное. Или, кто его знает, может быть, это он мне навыблевывал столько…

— Прости, Капитонов, но у тебя сейчас лицо усталого человека.

— Вот и день все не может закончиться.

— Все закончится, не переживай.

И это действительно последние слова этого дня.

Наступил

00:00

Снег повалил. Таксист ждет, не выключая двигателя, а по лобовому стеклу ерзают «дворники».

— Хочу тебе признаться, я бы, может быть, на тебя и не запала вовсе, если бы ты не сделал это. Просто я бы не смогла тебя по-настоящему разглядеть. Хотя это была не твоя игра, но и по его правилам ты сыграл восхитительно. Ты так и не понял Водоёмова? Он же сам этого добивался. Водоёмов только хотел казаться такой обаяшечкой, на самом деле он был плохой человек, суетный, злой, невыносимый. Я это знаю лучше других. Он и тебя тоже использовал. Нашел, вытащил из Москвы, заманил в ту кладовку. Ты правда ничего не понимаешь? Это же было самоубийство! Ты был для него… ну, как золотой пистолет! Но тебе не надо себя ни в чем упрекать. Ты лучше и больше любого пистолета из золота! Ты был просто блистателен, просто блистателен! По-человечески мне жаль Водоёмова, а по-женски — нисколечко. Береги себя, Капитонов. Помни Нинель. Чао, товарищ! Никогда не спала с убийцами.

Капитонов провожает взглядом отъезжающую машину. Ему не хочется возвращаться в гостиницу. Как-то ему нелегко, словно он проглотил тяжелую гайку. Он бы сел на скамейку под фонарем, да ее запорошило снегом.

А ведь за ним наблюдают.

Он резко разворачивается — в сторону подкрадывающегося автомобиля: это старые «жигули» с разбитой фарой. Он заприметил их, когда Нинель произносила свой прощальный монолог про порочность Водоёмова, — машина тогда проезжала здесь так же медленно, как сейчас, только в противоположную сторону, а на перекрестке «жигули» развернулись.