Валерий Варзацкий - Пьяная жизнь

почувствовать себя молодым всегда замечательно. Был еще один

аргумент массовости «доцентов с кандидатами» на вечерах –

тривиальная ответственность за подопечных по линии

партийной, административной.

Но главное, думается, было в стремлении «оторваться»,

замешаном на профессиональном интересе историков к

продолжателям их дела. Спросите у любого школьного или

вузовского историка о самой заветной мечте и вы гарантировано

получите ответ: «Чтобы дело моё продолжили ученики».

Вечера были своеобразной вершиной легитимных

коллективных пьянок факультета.

Латинскую мудрость «In vina veritas» («Истина в вине»)

большинство студентов услышали во время колхоза на первом

курсе. Там она в устах руководителя звучала как сигнал:

«Поднять стаканы!», выполняла важную функцию формирования

коллектива из

малознакомых, закрепощенных недавних

абитуриентов.

Во время археологической практики, после первого курса,

поредевшие ряды «обстреляных» в ходе учебного процесса, ещё

не профессионалов, но уж точно не любителей «борьбы со

Змием» шлифовали риторику, приближаясь к истине, при

помощи огромного количества красного сухого вина.

Заключительной ступенью триады восхождения к высотам

мысли при содействии Бахуса как раз и были факультетские

вечера.

Это вам не какие-то детские «Что? Где? Когда?».

Подвыпившие соперники, сняв пиджаки, гризлись как

бойцовские псы. Звания и должности забывались, выражения не

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

выбирались. Однако, как только обстановка накалялась кто-то

изрекал спасительное: «За глубину мысли!». Или: «За

компромисс!». Или: «За мир!». Все тот час вспоминали, что

самое важное – пить вино. Именно в процессе употребления

постигается высшая истина. Истина – в вине! Воистину в вине!

Задушевная атмосфера вечеров, разумеется, накладывала

отпечаток на поведение сторон во время зачетов и экзаменов.

Абсурдно было бы сводить реакции тех и других к каким-то

клише. Но согласитесь, без некоторого волнения не обходилось,

если, например, один студент пил с преподавательницей «на

брудершафт», другой целовал лысину известного строгостью

доцента, третий пролил вино на платье не красовице, но

чертовски притягательной, молодой ассистентке. Искупая вину,

на заднем сиденье такси лобызался взасос, доставив её в 3 часа

ночи на поселок Котовского. В темной парадной вместе ползали

на коленях, разыскивая упавшую норковую шапку дамы. Знаю

детали, потому, что тем третьим был я… Сколько таких деталей,

нюансов, нюансиков ушло в вечность вместе с персонажами

факультетських вечеров!

Практики. Колхозы. «Общаги». Кто из бывших студентов

без ностальгии не вспоминает «милые шалости» в традиционных

анклавах студенческой вольности. Множество сцен и сюжетов из

тех мест и времен поселились на страницах воспоминаний, коими

особо «грешат» историки.

«Граждане! Я тоже из Баку!», - пелось в блатной песне 50

– х годов. Потому, думаю, не грех и мне добавить кое-что к

любимой теме мемуаристов.

Лето 1970–го. Холера в Одессе. Город в кольце оцепления

войсками Советской Армии. Без специальных пропусков в

карантинную зону въезд запрещен. На севере граница зоны

Валерий Варзацкий

проходила возле станции Буялык. Всем иногородным студентам

университета, выехавшим до введения карантина из Одессы на

каникулы, было разослано предписание прибыть в Буялык,

готовими к сельхозработам.

Прибыл и я. На пероне увидел таблички с названиями

ВУЗов. Под табличками, за столами, сидели офицеры военных

кафедр. Подошел к своей табличке, предъявил документы.

Очереди желающих ехать в колхоз небыло. Военный указал на

автобус и велел ждать следующих поездов. Выяснилось, что

автобус отправится, когда заполнится студентами, не важно с

какого факультета и курса. Поездов ждали долго. В конце-концов

бригада подобралась классная: четыре парня, остальные двадцать

шесть – девушки!

Работали на ответственных участках в болгарском селе

Благоево Ивановского района. Вино пили огромными дозами

каждый вечер, сплоченным колективом. Преподаватель приехал с

большим опозданием и на работу с нами не ходил, читая книги в

отведенной ему хате. В 5 утра на наряды в правление колхоза

ходил я и таким образом де-факто был бригадиром, хотя не

избирался и не назначался.

Время незабываемое! Четыре пацана на двадцать шесть

баб… Бывало, дрались за нас.

Колхоз был «длинный» - почти полтора месяца а «на

закуску» элитной бригаде, не ворующей, ввиду бессмыслености,

но поедающей все съедобное, достался ореховый сад в 40

гектаров.

Да-а! Так вот, лежу я на бригадирской повозке, курю, жду

вечера, размышляю, с кем окажусь в кровати сегодня. Девчонки –

«рабсила», собирают орехи, хлопцы носят ведра, взвешивают.

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Кучер–болгарин спит под повозкой. Вдруг подъезжает «Волга»

(ГАЗ-21). Выходят два пузатых мужика одесского вида и

интерисуются у «рабинь» кто тут главный. Те указывают на меня.

Подошли. Объяснили цель приезда:

- Надо пару мешков орехов. «Магарыч» с нас.

- Можно, только девкам ящик шампанского и килограмма

три хороших конфет. Идет?

- Идет, вот мешки, пусть набирают. Мы за шампанским.

Через час приехали. Увидев шампанское, мои «ударницы»

так пригрузили «Волгу», как оказалось, без заднего сиденья, что

едва не лопнули рессоры.

Довольные пузатые, в приливе чувств, пригласили

мужскую часть бригады отведать шашлыка на колхозном

винзаводе, директор которого оказался их родственником.