Валерий Варзацкий - Пьяная жизнь

Собственно работа на этом закончилась. Шампанское

наливали в алюминиевую кружку кучера. Труженицы пели,

смеялись, рыдали, дурачились. Смотреть на пьяных баб было не

интересно и опасно. Шепнул кучеру, чтобы он тихонько отъехал

в сторону, а мы по-одному, незаметно оторвались от орущего

девишника. На ходу запрыгнули в повозку, предвкушая

болгарские яства.

Заехав на территорию завода учуяли «слюногонные»

запахи. Стол был накрыт в кабинете директора. Кучер распряг

лошадей, стреножил, пустил пастись в низинку рядом, помыл

руки и на правах члена бригады, но болгарина, сел за стол.

Скромно присели и мы.

Директор завода, зачерпнув поллитровой банкой вино из

стоящего в центре стола эмалированого ведра, произнес короткий

тост за молодежь. От имени молодежи слова благодарности за

Валерий Варзацкий

прием сказал я, поднес банку к губам и… понял, что в ведре не

вино, а ореховая настойка, тоесть подкрашеный орехом спирт!

Времени на раздумия небыло. Успел понять, что меня

проверяют «на вшивость». Без заминки, зажмурившись, глотками

выпил поллитра спирта! Открыв глаза, увидел перед носом

стаканы (очевидно с водой) и тарелки с какой-то едой. Но я,

пробежав несколько шагов в угол возле входа, с разбегу вонзил

руку в горку огромных помидор.

И все. Больше ничего не помню. Следующее

воспоминание: идет дождь, сильный дождь. Кто-то трогает мой

лоб. Это конь губами будит меня. Переворачиваюсь на живот, с

трудом стаю на колени. Три моих товарища лежат в разных позах

в траве, почти залитые водой. Соображаю, что мы в низинке, где

пасутся лошади, а низинку в дождь заливает. Можем утонуть.

Спотыкаясь, падая, со страшной головной болью и одной

мыслью: «Только бы не захлебнулись»,- начинаю будить

хлопцев. Матерятся. Пинаются. Обошлось.

Реагировать на ливень не было сил. В диком отупении,

поддерживая друг-друга, побрели через мостик на другую

сторону образовавшейся реки и расползлись по хатам.

Сердобольная хозяйка, испугавшись странного вида, пристала с

расспросами, заставила вставить два пальца в рот, принесла

холодного кислого молока. Всю ночь лакал воду и бегал на улицу

по малой нужде. Организм боролся с отравой.

Не допускаю мысли, что они поставили ведро спирта со

злым умыслом. Просто не ожидали что дурак – бригадир покажет

гонор, который мог стоить ему жизни, а им свободы. Шутка ли –

за раз две бутылки водки! Хлопцы рассказывали потом, что

почувствовав спирт сразу останавливались из-за того что

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

перехватывало дыхание. Как я его выпил – загадка мироздания. С

тех пор, с девятнадцати лет, водку, самогонку, коньяк, виски пью

одним глотком, дозами меньше пятидесяти граммов. Тогда же

впервые почувствовал печень, желудок, почки. Первый раз

осознанно «завязал». Дней на 5.

…Часто вспоминаю губы лошади, которая спасла нас.

На четвертом и особенно пятом курсе «общага» с её

оргиями в моей «пьяной» жизни переместилась на второй план.

Взрослел,

«окультуривался»,

очень

близко

сошелся

с

иногородними, не жившими в общежитии на Довженко

(четвертое и пятое общежития ОГУ), с однокурсниками –

одесситами. Сколько ни напрягаю память, никак не получается

разыскать в ее глубинах момент знакомства с Таней Николаевой.

Кажется – были знакомы всегда. О ней, её роли в моей жизни,

родителях, сестре, даст Бог, ещё напишу отдельно и подробно.

Сейчас же отмечу самое главное – ДОМ Тани стал для меня

воротами в мир настоящей Одессы. Не заеложено - трафаретной а

талантливой, доброй, хлебосольной. Несмотря на огромные

культурные потери последних десятилетий такой она осталась и

сегодня, будет еще долго-долго, думаю – вечно. Ведь Одесса это

понятие духовное, а значит не исчезающее.

Сложно представить, как аргументировали для себя свою

неизменную любезность, неподдельную доброжелательность

интеллигентные, известные в городе папа с мамой, завидев

очередного друга или подругу дочери. Объязательным атрибутом

безконечних посиделок в Таниной комнате были «биомицын»,

«алигатор», «шипучка» которых даже не думали прятать у порога

квартиры. Да и зачем, если небыло запрета. Принимались, как

должное, повторные рейсы гонцов за «бухлом». В этой роли мне

приходилось бывать едва ли не чаще всех других. Маму, Галину

Валерий Варзацкий

Степановну, часто приглашали к себе. За столом становилась

ровесницей. Всё, что говорила, было по-делу и «в масть».

Да, выпивали, как и в «общаге», но интеллектуальный

уровень дебатов, атмосфера, темы - несопоставимы. Взоры все

больше устремлялись в будущее - тревожное и манящее. Еще все

лучшее было впереди, еще мы крепко держались за руки, еще не

поредели наши ряды, а грусть скорого расставания уже витала в

стенах Танькиного Дома… Одесского Дома Николаевых,

приютившего меня.

Вторым знаковым местом последних лет студенчества

стали «Алые паруса» - кафе на углу Дерибасовской и Карла

Маркса. Несколько раз в неделю с Аллой Долей мы смаковали

там фирменную свинную отбивную с косточкой, запивая

«Алиготе» или «Ркацители». Доля была первой в моей жизни

женщиной – другом, тоесть, у нас взаимно отсутствовало

елементарное половое влечение, не говоря уж о более высоких

чувствах. Даже из «спортивного интереса», по большим пьянкам

оказываясь бок-о-бок в лежбище, мы не перешли тонкую грань

похоти и дружбы. Низменное и вторичное с лихвой

компенсировалось наслаждением общения и полной взаимной

откровенности.

Как много я узнал о женщинах от Алки! Старше меня,