Валерий Варзацкий - Пьяная жизнь

вонзает язык в мой изумленный рот.

- Неправильно! – кричит «Храм». – Делайте как я!

Целовались. Наливали. Сели на кровати, Полезли под

юбки. Засуетились. Забыли, что малолетки. Почти пропали.

- Минутку внимания, - тихий, гипнотизирующий голос

женщины – птицы из кинофильма «Садко».

С трудом отклеиваюсь от медовых губ Нины, оглядываюсь

и… одесские «понты» залезли в задницу. Розовые соски на фоне

ватмана ещё детского тела светились победно, но отрезвляюще.

Шатенка стояла на столе в грациозной, невиданной мною до того

в реальной жизни позе, подобно Венере Ботичелли,

целомудренно прикрывая место зачатия детей длинными

пальцами. Профиль Храма, с торчащими усиками и отвисшей

челюстью, снизу-вверх созерцающего партнершу, вызывал

неудержимый смех. Я прыснул, пробормотал: «Ничего себе!».

Хотел еще что-то добавить для самоутверждения, но не успел.

Зрелище заслонила голая попа Нины, рванувшейся из-за моей

спины, по узкому проходу между кроватями. Профессионалки!

Как слаженно, быстро они работали. Ценю и преклоняюсь.

На столе танцовщицы напрочь забыли про нас и лишь

эпизодически вспоминали друг – друга, обмениваясь улыбками

между невероятными изгибами, змеиными движениями рук,

бесовщиной игры полушариями бедер. Без музыки, с закрытыми

глазами исступленно отдавались кому-то далекому.

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

Спустя годы понял: они ведь тогда довели себя до оргазма!

Иначе чем объяснить, что мы с Женькой не могли стянуть голых,

обливающихся потом «стриптизёрш» со стола. Сопротивлялись,

продолжали судорожно извиваться, имитируя движениями таза

секс. Вдруг обмякли и по-очереди скатились на грязный матрац.

Теперь уж мы им точно были не нужны.

Думаете, нам не хотелось, когда они лежали рядышком,

раздвинув ноги, без преувеличения, во всей красе? Ошибаетесь.

Более того, скажу вам по-секрету: я через несколько лет

специально приехал в Ленинград, поселился в комнате для

приезжих этого общежития, обошел все(!) комнаты, но ни то, что

Нины – никого из города Вологды не нашел. Так мне хотелось.

Такая енергетика перла от этих толи лесбиянок, толи

бисексуалок, что мне и сейчас, как вспомню, хочется тотчас

мчаться в Питер, на Васильевский остров.

Ройком комсомола

Распределился в июне 1973 года учителем истории и

обществоведения в Кузнецовскую среднюю школу Доманёвского

района Николаевской области. Село Кузнецово находится в 12-ти

километрах от печально известной всем евреям мира Богдановки,

упоминающейся в материалах Нюрнбергского процесса. Там

фашисты уничтожили около 60-ти тысяч евреев. Я родился и

вырос в еврейском местечке Доманёвка, где тоже расстреляли 18

тысяч евреев, в основном из Одессы. Думаю, что какая-то

частица еврейской крови есть и во мне. Бабушку звали Евгения

Иосифовна, деда – Яков Владимирович

Не важно, есть ли кровь или нет, но детство прошло в

окружении еврейских мальчишек, в еврейских домах, где всегда

Валерий Варзацкий

вкусно пахло еврейскими блюдами, а старики говорили между

собой на непонятном нам языке. От них, еще ребенком, я

услышал о Богдановке. Поэтому, первое, что сделал в качестве

учителя истории и классного руководителя, – повез свой класс в

Богдановку, поклониться праху невинно убиенных.

Поработал до декабря и, по переводу, «рекрутирован»

инструктором отдела пропаганды и агитации райкома партии.

Почти полгода, от выпускного до райкома, не пил. Признали язву

двенадцатиперстной кишки.

В «пропаганде» задержался недолго – до марта 1974-го.

Избрали вторам секретарем райкома комсомола. Пошел, по

терминологии орготдела, «на укрепление».

О том, что «комсомол» (аппаратные работники всех

уровней) крепко дружил с пьянкой, ни для кого не секрет и

ничего принципиально нового в изучение вопроса я не внесу. Но

ведь и цель такая не стоит. Цель - показать свое личное участие в

конкретных мероприятиях. К тому же, в каждом райкоме, обкоме

были свои, только им свойственные формы колективного пития.

Мой жанр оригинальный – «алкогольное краеведение». Тут-то

«белых пятен» предостаточно.

Все началось сразу после отчетно – выборной

конференции. Члены бюро райкома партии, вновь избранные

секретари райкома комсомола собрались в большой комнате

помещения, расположенного во дворе «верхней» «Чайной» по

улице Кирова. Никогда бы не подумал, что там есть такое

укромное местечко…

Ночь. Слякоть. Холодный мелкий дождь. Настроение

паршивое. Менять райком партии на «комсомол» не входило в

ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ

мои планы. Планы?! Дурак! Какие планы могут быть у «винтика»

партийной машины?! Впрочем, то были только «цветочки».

Кроме меня, как оказалось, все бывали в секретной

комнате раньше. Партбоссы рассаживались по-хозяйски, по

ранжиру. «Комсомол» - в конце стола. Первый тост – первому

коммунисту района.

Я, хоть и поработал несколько месяцев в штате райкома

партии, никакие застолья с колегами не посещал, так как лечил

язву. Тут мне сразу налили сто грамм. Лихорадочно запрыгала

кардиограмма мыслей: пить или не пить? Выручил «первый»,

рассказав в качестве тоста фирменную легенду передававшуюся

аппаратчиками из поколения в поколение. Согласно ей,

вышестоящий руководитель (называли Хрущёва, Брежнева,

Щербицкого, первого секретаря обкома) обнаружил, что за

столом кто-то не выпил. Тотчас вынес недвусмысленный

вердикт: «Тот, кто не пьет, или сильно болен или большой

подлец!».

Клеймо

предопределяло

незавидную

судьбу

отщепенца. Намек я понял и выпил, желая остаться в системе

круговой поруки.

Перерывы между тостами были небольшие. Каждый