Роже Вайян - Избранное

На этом беседа прервалась — оба не знали, о чем говорить дальше.

— А в каком отделе вы работаете? — осведомился Филипп.

— Если бы я работал у вас в АПТО, я бы не явился сюда в означенном качестве, — ответил Миньо, указывая на графу карточки «Цель посещения».

(«А почему бы нет?» — непременно спросила бы Пьеретта. Но в глазах Миньо АПТО было учреждением куда более опасным и загадочным, нежели в глазах Пьеретты.)

— Я работаю почтовым инспектором, — пояснил он.

— Заходите ко мне как-нибудь вечерком, — начал Филипп. — Я привез сюда часть своей библиотеки, можете взять все, что вам угодно… У меня есть полное собрание сочинений Карла Маркса.

— Вы читали Карла Маркса?

— Ну, не все, конечно. Я, видите ли, больше интересуюсь поэзией.

С таким же успехом Филипп мог дать любой другой ответ. Ему хотелось одного — «сломать лед».

— Знаю, знаю, — сказал Миньо, — я видел у мадам Амабль вашу книжечку.

Но сейчас Филиппу совсем не улыбалось переводить разговор на такую скользкую тему, как свои поэтические опыты.

— Я достаточно читал Карла Маркса и пришел к убеждению, что он прав, заявил он. И во внезапном порыве добавил: — Я убежден, что вы, коммунисты, переоцениваете противника. Вы даже представления не имеете, до какой степени разложился мой класс.

Ничего подобного Миньо не ожидал. Он уцепился за слова «мой класс» и ответил:

— У вашего класса еще достаточно силы, чтоб подвинтить гайку, когда дело касается рабочих. И доказательство этому…

Он показал на петицию, которую только что подписал Филипп.

— Верно, — согласился Филипп, — эту сторону вопроса я еще недостаточно продумал.

Лоб у него был высокий, гладкий — ни морщинки, ни складочки между широко разлетающимися бровями. Он задумчиво поднес ко лбу руку. Казалось, он старается нахмурить брови и это никак ему не удается. Он посмотрел на Миньо с таким обескураженным видом, что тот с трудом удержался, чтобы не наговорить ему любезностей.

— Многое до меня еще просто не доходит, — признался Филипп. — Так загляните как-нибудь ко мне… Я буду очень, очень рад.

Миньо горячо поблагодарил Филиппа за то, что он подписал петицию. Вечером он застал у Пьеретты рабочего Кювро и Бомаска и отдал отчет «о проделанной работе».

— Непременно сходи, — посоветовал Кювро. — Полезно узнать, чем он там дышит. А может, и действительно славный парень.

Недели через две после бала, устроенного коммунистической секцией Клюзо, ко мне явился Фредерик Миньо. Он приехал в Гранж-о-Ван по шоссе на мотоцикле и привез бумаги, которые ему вручил Филипп Летурно; по мнению Миньо, они могли пригодиться мне для газетных статей.

После своей первой встречи с Филиппом Летурно в конторе фабрики Фредерик Миньо все-таки выждал несколько дней. «Мне вовсе не хотелось, пояснял он, — чтоб у него создалось впечатление, будто я так сразу к нему и побежал». Наконец как-то вечером часов около девяти он отправился в «замок».

Филипп занимал флигель, где прежде жили сторожа. В каждой комнате было по два окна, одно выходило на шоссе, другое — в парк. Железные ставни со стороны шоссе не открывались даже днем.

— Если вы увидите сквозь ставни свет, смело стучитесь, — предупредил его в первую встречу Филипп.

Миньо постучался в ставень. Филипп тотчас же отпер калитку, пробитую рядом с широкими решетчатыми воротами парка.

— Как мило с вашей стороны, что вы зашли! — воскликнул он.

Около флигеля на аллее Миньо заметил длинный спортивный автомобиль «альфа-ромео». Из дома доносились взрывы смеха и женский голос. Миньо попятился:

— Я вам помешал, я лучше зайду в другой раз…

— Да нет же, совсем напротив, — сказал Филипп, подталкивая гостя к дверям флигеля.

Миньо сразу узнал двух молодых женщин, которые были с Филиппом на балу. Натали Эмполи лежала на железной раскладушке, рядом на стуле стояла бутылка виски и три рюмки. Белый вязаный свитер обтягивал ее костлявые плечи и красивые маленькие груди. Бернарда Прива-Любас, все в том же костюме строгого английского покроя, рылась в пластинках, наваленных прямо на кресло.

Миньо с удивлением оглядел жилище молодого директора — стены выбелены известкой, кресла в полотняных чехлах. Из настоящей обстановки один только книжный шкаф, и тот без дверок; на полках в беспорядке валяются книги, бумаги, и тут же лежит электрическая бритва. Дверь в соседнюю комнату была открыта, и Миньо заметил пружинный матрас, свернутый тюфячок, смятые одеяла (здесь после того бала ночевали Натали и Бернарда) и прямо на полу стопки книг. С потолка свисала веревка, при помощи которой открывался люк на чердак.

От Летурно не укрылось удивление гостя, и, показав на раскладушку, он заявил:

— Если бы я вообще мог быть счастливым, я был бы вполне счастлив и на этой раскладушке. Я велел обставить свой служебный кабинет лишь в знак протеста против скаредности АПТО, а картины моих любимых абстрактных художников должны вносить смятение в душу Нобле.

Затем он представил гостя дамам.

— Виски?.. — предложила Натали.

— Спасибо, но…

Миньо хотел добавить: «Но не знаю, понравится ли мне виски». Однако он воздержался, фраза так и осталась незаконченной.

— А как поживает черноглазая? — спросила Натали.

— Черноглазая? — с удивлением переспросил Миньо.

— Ну да, черноглазая, — настойчиво повторила Натали. — Та молоденькая женщина, которая отказалась танцевать с Филиппом.

— Ах, да, — протянул Миньо.

— Она красивая, — продолжала Натали. — А вот от меня остались кожа да кости.

Явно дурачась, она оттянула ворот свитера и затем тихонько отпустила его; пузыри набравшегося внутрь воздуха постепенно опадали; шерстяное джерси снова плотно обтянуло ее костлявые плечи.

— Вот вам, — сказала она, одергивая свитер.

— Господину Миньо плевать, — вдруг закричала Бернарда.

— Правда? — спросила Натали, приподнявшись на локте.

Миньо счел за благо промолчать.

— Значит, вы тот самый «красный», о котором нам рассказывал Филипп? снова начала Натали.

Филипп, перебиравший связки бумаг на полке книжного шкафа, обернулся.

— Отстань от него, — крикнул он.

— Извините меня, — обратилась Натали к Миньо, — но боюсь, что я уже пьяна.

Наконец Филипп отыскал нужные бумаги.

— Здесь у меня есть кое-что интересное для вас, — обратился он к Миньо. — Пройдемте в соседнюю комнату.

— Почему в соседнюю комнату? — запротестовала Натали.

— Потому что нам надо поговорить о серьезных вещах.

Натали вдруг произнесла тоненьким голоском:

— Филипп, ну, Филипп, миленький, ну прошу тебя, Филипп, мне будет так приятно, если ты хоть раз в жизни поговоришь при мне о серьезных вещах.

Филипп молча пожал плечами, однако пододвинул гостю кресло в чехле, а сам сел напротив на раскладушку в ногах Натали. Он держал четыре связки бумаг.