Роже Вайян - Закон

— Будь я на вашем месте, — начинает комиссар, — я бы не стал настаивать, чтобы Мариетта дона Чезаре пошла к вам в услужение.

У агронома в услужении уже есть одна чета — муж занимается образцовым хлевом, жена хлопочет по дому; но хлев требует все больше и больше забот, вот агроном и обратился к старухе Джулии с просьбой отпустить ее младшую дочку вести его хозяйство. В принципе они уже договорились и о жалованье, и обо всем прочем, но надо еще получить согласие дона Чезаре, а почему, в сущности? Разве Джулия не вправе распоряжаться собственной дочерью? И каким образом все это стало известно комиссару? Разумеется, по долгу службы он обязан все знать, но…

Комиссар смеется, показывая все свои зубы.

— Здесь каждый шпионит за каждым. То, что я делаю по долгу службы, прочие делают ради собственного удовольствия… Вот поэтому-то я и не советую вам брать к себе в услужение девственницу…

Розовые щеки ломбардца заливает багровый румянец. Он возмущен. На каком основании ему приписывают такие грязные намерения?

— Девственницы у нас на Юге, — замечает комиссар, — настоящие шлюхи.

— Не больше, чем на Севере, — возражает агроном.

— Ваши северянки рано или поздно хоть переспят с мужчиной.

— Ну, не все и не всегда.

— Когда они окончательно сведут мужика с ума, у них все-таки хватает совести переспать с ним.

— При чем тут Север или Юг?

— Будете ли вы спать с Мариеттой, — продолжает комиссар, — или не будете с ней спать, в конце концов, не важно. В любом случае найдется десяток свидетелей, которые присягнут, что вы ее изнасиловали или пытались изнасиловать. В дело вмешается весь приход, во главе со священником. Вас потащат в суд. И у вас окажется лишь два выбора: либо жениться на ней, либо платить ей за бесчестье.

Агроном не желает верить в такое коварство и снова ссылается на чистоту своих намерений. Оркестр замолкает, и Джузеппина садится на скамью рядом с дочкой адвоката Сальгадо. Комиссар пытается отговорить агронома от неминуемо ждущей его опасности, если он наймет себе в услужение Мариетту.

— У нас на Юге все сплошь юристы. Даже какой-нибудь батрак, который ни читать, ни писать не умеет, и тот великий юрист…

Есть у агронома машина? Есть. Чудесно! Значит, на южных дорогах ему приходилось сотни раз резко тормозить, чтобы не сбить велосипедиста, который вдруг круто сворачивает налево. Значит, так. Что делает велосипедист? Вытягивает руку и тут же круто сворачивает влево, даже если идущая сзади машина развивает скорость до ста километров. А почему? Потому что это его, велосипедиста, право. Он вытянул руку, как полагается по закону, следовательно, он имеет право сделать поворот. Он даже не задумывается о том, успеет или нет затормозить водитель идущей сзади машины. Это уже забота водителя. А коль скоро он, велосипедист, имеет право сделать поворот, честь обязывает его повернуть, если даже он поплатится за это жизнью. Если он уступит водителю, когда закон дает ему преимущество перед водителем, когда прав он, а не водитель, он потеряет честь, а честь ему дороже жизни.

Агроном держится противоположной точки зрения: вовсе не Юг превращает бедняков в юристов, а сама их бедность превращает. У бедняка только и есть что его право, вот он и дорожит им больше собственной жизни. У богатого столько прав, что он может себе позволить не так уж упорно их придерживаться.

Спор продолжается. Оркестр начинает новый танец. Франческо, студент юридического факультета, сын Маттео Бриганте, играет на ударных. Теперь партнер Джузеппины — молодой директор филиала Неаполитанского банка.

— Кстати, как это вам пришло в голову нанимать себе в услужение Мариетту дона Чезаре?

И впрямь, как все это началось? Несколько раз ломбардец заходил к дону Чезаре поговорить о козах. Впрочем, без особого успеха: этих феодалов не интересуют собственные интересы, по всему видно, что дона Чезаре куда больше занимают античные пастухи, чем улучшение собственного стада; говорят, он ведет раскопки; нашел рецепт изготовления козьего сыра в III веке до нашей эры, но и пальцем не пошевельнет, чтобы научить своих пастухов варить их сыры, в сущности его собственные сыры, хотя бы в чистоте. Во время этих посещений агроном и заметил малютку Мариетту; она показалась ему шустрой, он имеет в виду — живой, взгляд смышленый. А так как ему требуется для хозяйства…

— А вам кто-нибудь предлагал ее нанять?

Агроном вспоминает, что действительно предлагала какая-то высокая здоровенная брюнетка, по слухам любовница дона Чезаре, да, да, вероятно, Эльвира, сестра Мариетты; она еще очень удивилась, что домашнее хозяйство ведет у него жена пастуха.

— Ну, теперь вы попались в наши тенета, — восклицает комиссар.

— А почему бы и нет? — спрашивает агроном.

«Заарканила его», — думает комиссар. Ему нравится это выражение. Есть люди, которые заарканивают других, заарканившие в свою очередь становятся заарканенными — все, в конце концов, взаимосвязано, от этого никому не уйти. Сам он заарканивал множество женщин, главным образом замужних; его род занятий давал ему в этом отношении огромные преимущества, которых у других просто нет; и всегда он первый брал на себя инициативу разрыва, но сплошь и рядом женщины продолжали чувствовать себя заарканенными: они вымаливали последнюю встречу, так что последнее свидание длилось и длилось бесконечно, и для него это становилось лишним поводом потщеславиться. А сейчас его самого заарканила Джузеппина.

— А вы слышали, как Мариетта поет?

— Нет, не слышал, — отвечает агроном.

— У нее определенный талант, — продолжает комиссар. — Голос очень высокий, так называемый горловой, при исполнении некоторых народных песен он еще и модулирует. Такие голоса порой встречаются у местных крестьянок. По-настоящему оценить такое пение может только уроженец манакорского побережья, вам, возможно, и не понравится. Причем «голос» ничего общего с гнусавым пением арабских женщин не имеет.

— Голос? — переспрашивает ломбардец.

— Определяя такой вид пения, мы для краткости говорим просто «голос». Все женщины, обладающие так называемым «голосом», немного колдуньи.

— Неужели вы верите в колдовство? — удивляется агроном.

Комиссар улыбается: нет, положительно эти северяне полностью лишены чувства юмора.

— Конечно же, нет, — говорит он. — Но за все приходится расплачиваться. Тем, кого природа наделила таким даром, она отказала в чем-то другом.

— Вы, южане, по любому поводу разводите философию, — замечает агроном.

— Так что будьте начеку, — продолжает комиссар. — Одаренные люди лишены сердца. У Мариетты взгляд жесткий. Она вас заарканит…

— В ваших огромных южных поместьях девушек держат в ежовых рукавицах, из них получаются прекрасные хозяйки, — отвечает агроном.