Ирэн Роздобудько - Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь (сборник)

– Скажи, зачем я тебе? – наконец спросил я. – Почему ты до сих пор не бросила меня? Разве у тебя не было на примете кого-нибудь более достойного… всего этого? – Я обвел рукой ее комнату – чистенькую и просторную, с изящными статуэтками божков и эльфов на туалетном столике.

Она смотрела на меня испуганными глазами.

– Знаешь… – продолжал я, – Эд говорит, что ты похожа на Бьянку Борджиа и Мону Лизу в одном лице… Вот за кого тебе нужно выйти замуж, иметь детей и все такое…

Мой язык уже начал заплетаться. То ли от усталости минувшего дня, то ли от выпитого.

– Ты хочешь сказать, что… – голос ее срывался, – что мы больше не будем встречаться?

– А зачем? Разве ты счастлива со мной? – произнес я как можно беспечнее.

Она встала, накинула пеньюар и снова присела на кровать.

– Сейчас уже не знаю… – наконец произнесла сдавленным голосом. – Наверное, это трудно назвать счастьем. Но… кто знает, что это такое? Я ведь не виновата, что… люблю тебя таким, какой ты есть. А ты ничего не чувствуешь. Думаешь, я этого не замечала? – Глаза ее наконец-то заблестели, голос вполне выровнялся, и в уголках губ обозначилась горькая складка. – Знаешь ли ты, можешь ли понять, как изменил меня? У меня была совсем другая жизнь. И вот в ней появился ты… И мне захотелось угаснуть вместе с тобой. В твоем угасании была какая-то особенная сила, и тайна, и страсть. Мне казалось: еще немного и я познаю что-то удивительное, бесконечное, какой-то скрытый смысл в этом течении времени. Теперь я совершенно опустошена этим ожиданием, а ты – не сошел с ума, не постригся в монахи, не совершил ничего такого, ради чего стоило угасать рядом с тобой. Ты жив, а я умерла… Только и всего. Но я не могу не любить тебя. Разве это зависит от наших желаний? Ты тяготишься мной, ты хочешь уйти… А что делать мне?

Для одного дня это было слишком! Голова моя шла кругом. Мне стало бесконечно жаль ее.

– Прости, – тупо сказал я. – Я думал, что смогу… Мне нужно было быть одному. Но это… это иногда так тяжело. Прости.

– Ты очень-очень странный. Поэтому я и полюбила тебя. Ты не такой, как другие. Мне было хорошо с тобой, не извиняйся, – она слабо улыбнулась. – Но это – мои проблемы. Я справлюсь, вот увидишь.

– Давай поженимся! – вдруг сказал я и сам испугался сказанного. Сердце мое застучало, будто в него, как в барабан, забили лапками сотни заводных зайцев. Она снова улыбнулась и покачала головой.

– Нет. Я знала, что этого никогда не произойдет. Разве ты до сих пор не понял, что тебе пора? Разве моя страна подходит для тебя? Разве это тебе нужно?

– Мария, – я соскочил с кресла, сел у ее ног и взял ее руки в свои (это очень напоминало сцену из дамского романа, но мне было наплевать!). – Я не знаю, что мне нужно… Может быть, время. Ты могла бы дать мне время?

Она покачала головой.

– У тебя его и так было слишком много. Я не хочу связывать тебя ни временем, ни какими-либо обещаниями и обязательствами. И не хочу ждать. Это мучительно. Можешь уйти. Иногда будем пить кофе, если случайно столкнемся в городе, да?

Я поцеловал ее раскрытую ладонь и поднялся с колен. Я ничего не мог добавить к тому, что она уже сказала. Я был ей благодарен.

– Майкл… – позвала она, когда я уже топтался на пороге. – Это – из-за другой женщины или… просто так?

Она снова превратилась в ту подозрительную Марию де Пинта, которую я хорошо знал до этого ночного разговора.

– Ты – самая лучшая женщина на Мальте! – сказал я. – А я – полный кретин! Давай будем считать, что ты дала мне время на раздумье?!

– Вечность! – поправила она, – Я даю тебе на раздумье целую вечность, Майкл! Все. Уходи. Я хочу спать!

Я закрыл за собой дверь, прекрасно зная, что она уткнется лицом в подушку.

Чувство потери не покидало меня всю дорогу до дома Стефании О’Тулл, но я был уверен, что поступаю правильно.

Я зашел в комнату и взглянул на часы: спать мне оставалось совсем немного. Я лег не раздеваясь – на это у меня уже совершенно не было сил.

Я почти не спал. Перед глазами рисовались картины моих коротких свиданий с Марией де Пинта, ее легкие, почти невесомые прикосновения. Может быть, я зря все это затеял? Где я еще найду женщину, готовую встречаться с уборщиком-чужестранцем? Можно было бы попробовать с Сибиллой, но я уже пробовал. У нее куча поклонников да и разговоры о кино меня утомляли.

Словом, я, как всегда, не выспался. И на поверке у господина де Пиро кунял носом. Номера решил убирать в порядке очереди. Первой была комната коммивояжера-американца. Я открыл номер и принялся за уборку, распахнул балкон и замер: сверху доносились голоса, люди – мужчина и женщина – говорили на знакомом мне языке. Я не мог не прислушаться. Тем более что тональность разговора обожгла меня – так мужчины и женщины могут говорить только там, откуда я приехал.

– Куда это нас занесло? Здесь даже нет приличного пляжа! Почему я должен жить в этой высотке? Где море? Одни камни!!! А цены! Тут все в три раза дороже, чем в Штатах! – голосом капризного ребенка говорил он.

– Что же делать? Может, переедем на Гозо… Там, говорят, есть пляж… – тусклым уставшим голосом отозвалась супруга.

– На фига мне этот Гозо? Вообще на фига мне эта долбанная страна? Как жрать на этом чертовом шведском столе – все на одну тарелку не помещается!

– Ну, успокойся… Что-нибудь придумаем…

– Вот ты и думай! А я пошел в бар.

Давно я такого не слышал! Это была семейка, знакомая мне по многочисленным примерам из прошлой жизни, в которой во всем заправляла привычка. Я даже мог с точностью описать затравленный взгляд супруги и кроличьи круглые глазки ее мужа. Обычно такие рьяно снимают свой отдых на видеокамеру, «отмечаются» присутствием на модных мюзиклах и собирают библиотеку, корешки книг которой должны гармонировать с цветом обоев. Я вдруг понял, почему меня иногда так раздражала Мария, – она могла бы быть именно такой женой, готовой к покорности и порабощению. И именно со мной, генетическим тираном, она бы приобрела такой же затравленный взгляд. Хорошо, что этого не произойдет… Я давно не слышал родной речи и не предполагал, что она вызовет у меня такую реакцию – я разозлился. Эх, подняться бы этажом выше, войти бы и сгрести этого самоуверенного совдеповца в охапку! Стоп. Как говорят американцы, это их проблемы.

Я встряхнулся, принялся за уборку и достаточно быстро убрал свои номера. Причем сегодня в комнате моего обидчика был еще больший бедлам, чем раньше. Но я убрал здесь с особой тщательностью.

В 713‑м меня ждал очередной сюрприз: с прошлого дня там ничего не изменилось. Даже постель осталась идеально чистой и не смятой. Все лежало на прежних местах. Только у порога стояли кроссовки, а «лодочек» на высоком каблуке не оказалось. Было ясно: она в номере не ночевала. Меня вдруг охватила ревность. Вот как? Значит, она здесь не одинока? Значит, она такая, как все?!