Колум Маккэнн - Sh’khol

Томас щелкнул пультом от телевизора, взял консоль. Он порхал пальцами по кнопкам с виртуозностью пианиста. Может быть, его родители утопили в вине талант? Может быть, они когда-то смотрели на улицу из высоких окон консерватории, или писали новаторские картины, или уносились мыслями к вершинам поэзии? Она понимала, что это лишь сентиментальные бредни. Но, вопреки всему, рисковала надеяться. Вдруг в непролазной чаще его нейронов что-то слабо тлеет?

Рождественский вечер миновал незаметно. Темнота за окнами сгущалась. Перед сном она читала ему на ирландском отрывки из древних ирландских мифов. Мифы подобны музыке. У него беспокойно забегали глаза. Она обождала немного. Он был в смятении. В ярости.

«Ночная ярость» — так это называли врачи.

Она пригладила ему волосы, но Томас внезапно дернул плечом, его рука вскинулась. Локоть ударил ее в подбородок. Она ощупала кожу: кровоточит? На пальцах осталось красное пятнышко. Ощупала языком зубы. Целы. Ерунда. Может, завтра будет синяк. Опять придется объяснять кумушкам в деревенском магазине. Timpiste beag. Мелкая неприятность, не волнуйтесь. Na bac leis.

Она склонилась над Томасом, сложила руки треугольником, загораживая стену, — чтобы он не бился головой.

Его челка шевелилась от ее дыхания. Кожа — вся в пятнышках мелких темных угрей. Заря раннего созревания. Что будет через несколько лет, когда зов плоти окажется сильнее нее? Как удержать его? Как заставить его слушаться? Как усмирить?

Она придвинулась к нему поближе, он опустил голову, уткнулся в ее мягкую грудь. А через миг снова начал корчиться на постели. Его глаза распахнулись. Он заскрипел зубами. На его лице страх. Иногда ей казалось, что сквозь него прорастает ненависть.

Она достала из-под кровати красную шляпную коробку. Вынула эластичный шлем из черной кожи. На боку было написано серебряным маркером: «Килмакад Крокс творят чудеса!». Шлем носил Алан, когда занимался херлингом. Если Томас проснется и снова начнет корчиться, головной убор защитит его от ушибов.

Она приподняла ему голову, надвинула шлем, заправила волосы, застегнула ремешок под подбородком. Аккуратно разжала ему губы и вставила между зубами затычку-капу. Чтобы не раскрошил себе зубы.

Однажды он во сне укусил ее за палец, и она сама зашила рану двумя стежками. Старый трюк, которому она научилась у своей матери. На указательном пальце левой руки до сих пор виден шрам — маленький красный серп.

Она заснула рядом с Томасом на узкой кровати, проснулась в секундном недоумении — где я? На будильнике светились красные цифры.

Телефон, подумала Ребекка. Надо проверить, как там телефон.

Она взяла из холодильника бутылку белого вина, развела огонь в камине в своей спальне, поставила на проигрыватель пластинку Рихтера, взбила подушки, натянула одеяло по грудь, откупорила бутылку. Журчание белого вина, льющегося в бокал, убаюкивало.

Утром, когда она проснулась, Томаса не было.

Она сонно приподнялась, плотно завернувшись в одеяло. Солнце светило сквозь голые ветки платанов. Перевернула подушку прохладной стороной вверх. Удивилась: уже девять? Изо рта еще не выветрился вкус вина. На тумбочке — пустая зеленая бутылка. Легкое чувство вины, словно изменила мужу. Прислушалась: что там поделывает Томас? Телевизор не гремит. Видеоигры — тоже. По комнатам носится холодный ветер: окно распахнулось? Она встала с постели, закутанная в одеяло. Босые ступни обдало холодом с пола. Нажала на кнопку, воскрешая телефон. Тот на секунду мигнул экраном, пискнул и снова умер.

В гостиной пусто. Распахнула дверь в его комнату, увидела свисающий язык простыни. На полу — шлем. Скинув одеяло, она заглянула под кровать. Раскрыла настежь двери шкафа.

На крючке в гостиной, где висел гидрокостюм, ничего.

Верхняя половинка парадной двери по-прежнему заперта. Нижняя в панике качается на ветру. Ребекка, в одной ночной рубашке, нырнула под дверь. Вокруг дома — ломкая заиндевевшая трава. Холод прохватил пальцы на ногах. Его имя отскочило от верхушек деревьев и вернулось к ней обратно.

Трава больно хлестала по щиколоткам. Ветер наигрывал свою мелодию на трубах забора. Она уловила какое-то резкое движение на краю обрыва. Кто-то, словно согнувшись до земли, убегает прочь, бежит вниз вприпрыжку. Через несколько секунд фигура снова появилась, словно восстала из моря. Баран. Витые острые рога. Он умчался куда-то в поля, проскочив через брешь в каменном заборе.

Ребекка оглядела с обрыва бухту. На камнях — ничего. Ни его кроссовок. Ни дафлкота. Может, он вообще сюда не заходил. О Господи, гидрокостюм. Зачем только она его купила. На два размера больше, и все ради экономии.

Она побежала вдоль скал, вглядываясь в воду у морской глыбы. Ветер неистовствовал. Море было серебряно-черное, как старое зеркало. Есть здесь кто-нибудь? Должен же быть какой-нибудь катер береговой охраны. Или на каяке кто-то вышел покататься спозаранку. Хоть одно рыбацкое судно, в конце концов. Ветер дул с Атлантики, нашептывал. В ее голове зазвучал голос Алана: «Что-что ты ему купила? На кой черт, спрашивается, ему нужен был гидрокостюм?» Как далеко он мог заплыть? Там же сети. В них легко запутаться.

— Тома-аас! Тома-ааас!

Вдруг он сумеет услышать? Вдруг в ушах зазвенит, вдруг колебания воды достучатся до барабанных перепонок… Снова всмотрелась в волны. Спокойно. Держи себя в руках, черт тебя побери!

На обратном пути она как будто увидела себя с высоты птичьего полета. Ночная рубашка, босые ноги, распущенные волосы, сырой ветер в лицо. Нет телефона, нет чертова телефона. Придется сесть за руль. Поехать в город. Полиция. Где вообще этот полицейский участок? Почему она этого не знает? Кто из соседей сейчас дома? Что-что вы ему купили? Что вы за мать такая? Сколько же вы выпили? Фетальный алкогольный…

Ветер гнул траву к земле. Она неуклюже перелезла через низкий заборчик. Острая боль пронзила лодыжку. Деревья за домом сгибались, словно в поклонах. Рваные тени ветвей метались по стене. Половинка двери моталась на петлях взад-вперед. Она пролезла под верхней, запертой половинкой, снова вбежала в его комнату. «Килмакад Крокс творят чудеса!» Мобильник так и не ожил.

Дошла до кухни, вдавила кнопку стоявшего на столе компьютера. Экран засветился: шестилетний Томас в Глендалохе, светлые волосы, красные шорты, рукава рубашки хлопочут на ветру, пока он неспешно идет к озеру. Открыла Скайп, набрала единственный номер, который знала наизусть. На шестом гудке Алан взял трубку. Что она наделала? Она что, совсем из ума выжила? Он позвонит в полицию, и в береговую охрану, но из Дублина ему ехать три часа или все четыре. «Позвони мне, когда найдешь его. Скорее. Просто найди его». Он повесил трубку. Упавшая вдруг тишина пульсировала болью.