Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 9. За порогом весны

Вы скажете: какое отношение к совершенствованию жизни имеют аномалии, с которых начался разговор? Оказывается, самое непосредственное. Плавное, гибкое приспособление к среде — лишь часть процесса эволюции жизни.

Совершенствуясь, природа время от времени как бы «делает пробы» — появляются шарообразное яйцо, иначе, чем обычно, окрашенная птица, непривычной формы бабочка или рыба.

Эти уродства вызваны внезапным изменением в наследственном механизме и могут быть унаследованы. И тогда все решает среда, в которой появился урод. Чаще всего она беспощадно выпалывает бесполезные или вредные изменения.

«В серию» они не идут. Таким образом, большинство проб — «слепые». Но поскольку среда обитания изменяется, какие-то неожиданные изменения организма могут оказаться и кстати.

За долгую эволюцию жизни некоторые «слепорожденные» изменения организмов укоренились, усовершенствовались и помогли расцвету многообразной жизни. Но, может быть, это только предположения, пусть даже и верные? Заметил ли человек хоть один случай попадания в цель «наугад пущенной стрелы»?

Да, заметил. Английский ученый Джулиан Хаксли в своих размышлениях об эволюции жизни приводит пример с бабочкой березовой пяденицей. Окраска бабочки такова, что она сливается с корой березы. Появление бабочек с темной окраской отбор выбраковывал (птицы легко замечали черных бабочек на березе). Но за последние годы в промышленных районах, где много копоти, темная бабочка оказалась более живучей, чем светлая. Так на глазах человека «проба» природы обернулась удачей — естественный отбор в связи с изменившимися условиями среды сохранил бабочку новой окраски.

А можно ли искусственно уберечь и закрепить в потомстве какое-либо отклонение от нормы в живом организме? Да. И человек пользуется этим давно. Примеров множество. Так из диких растений были выведены человеком многие сорта хлебных злаков, многочисленные плоды и ягоды, необычайной раскраски и формы цветы. Человек тщательно собирал и закреплял выгодные ему случайности. Так появилось множество разнообразных, иногда совсем не похожих друг на друга собак (сравните борзую и таксу), много пород лошадей, в причудливых золотых рыбках мало кто может признать их прародителя — обычного карася. А сколько мы знаем пород голубей! Вот полюбуйтесь, на снимке — дутыш. Естественный отбор вряд ли бы стал потакать непомерному развитию зоба.

Но человек по любопытству и прихоти закрепил «пробу» природы, и в результате мы видим курьезную птицу, родоначальник которой — обычный голубь.

А вот пример того, как происходит отбор признаков, выгодных человеку. В 1791 году в стаде американского фермера-овцевода родился барашек-уродец — ноги у малыша были короткими. Но умный фермер смекнул: овцы не будут прыгать через ограду пастбищ, если ноги у всех будут короткими. Избирательным разведением фермер закрепил случайность с большой для себя пользой.

Внезапное изменение передающегося по наследству признака ученые называют словом мутация. А нельзя ли мутацию вызвать искусственно, чтобы потом, разбирая, что плохо, что хорошо, выискать что-либо полезное для хозяйства? Можно. И ученые этим уже занимаются. Механизм наследственности (хромосомы и гены) облучают рентгеновскими лучами или воздействуют на них химикатами и получают живой организм с новыми признаками. Так же, как при естественных мутациях, многие новые признаки бесполезны. Но когда число мутаций велико, больше шансов выудить что-то полезное. Так получили новый сорт картофеля с гладкими ровными и очень крахмалистыми клубнями, получили интересные сорта бобовых культур, пшеницы, плодов и ягод.

Много путей открылось перед селекцией в животноводстве и звероводстве…

Вот что значит отыскать верный ключ к пониманию эволюции жизни.

Фото из архива В. Пеова.

13 февраля 1972 г.

(Окно в природу)

Человеку, первый раз взявшему в руки фотографический аппарат, говорят старую шутку: «Начинай с природы… она не обижается». Со снимков природы обычно и начинают. Но очень скоро становится ясным: снимать в природе вовсе не просто. Для всех доступные лес или горы лишь немногим «откроют душу». И если мы приглядимся к «избраннику», одолевшему некую высоту, с которой и мастер виден, и дело его заметно, то убедимся: кроме отличного знания техники, фотограф-натуралист хотя бы немного — поэт, биолог, следопыт со страстью охотника, он терпелив и вынослив, наделен чувством меры и вкуса. Наконец, он так любит природу, что эта любовь без ответа не остается.

Все это надо было сказать перед тем, как представить старейшего нашего мастера фотографии Николая Николаевича Немнонова. Всю жизнь он — фотограф, хотя ради страсти снимать животных он брался за любую работу, лишь бы куда-то ехать, быть ближе к живой природе, своими глазами видеть ее сокровенные уголки. Нельзя перечислить всех экспедиций, в каких он побывал. На Дальнем Востоке фотограф прошел более тысячи километров с проектировщиками трассы новой железной дороги. Он был среди людей, которые прикидывали места для строительства Братской, Нурекской и Усть-Илимской электростанций. Он путешествовал с зоологами, ловцами зверей, геодезистами, геологами, пограничниками. Однажды я встретил его на Камчатке, когда он отвоевывал себе место в самолете, улетавшем на Командорские острова. Другой раз в пустыне, у Каспия.

В кузове грузовика, на лошади, на верблюде, на собаках, а чаще всего пешком исследовал землю этот неутомимый человек. И всегда наготове была его фотокамера. Я спросил как-то: каких животных на нашей земле он еще не снимал? Оказалось, есть с десяток всего зверей, на которых он не глядел в глазок фотокамеры. Около ста тысяч негативов в его фототеке! Конечно, не все равноценно в этой «сумке» фотоохотника. Но, как и у всякого фотографа, есть у Николая Николаевича «золотой фонд», который справедливо можно назвать государственным достоянием, — по снимкам, добытым упорным поиском, мастерством и терпением, мы можем судить о мире природы, для многих из нас недоступном.

Фотографии Николая Николаевича Немнонова часто бывают в печати. В последние годы было несколько выставок (сейчас одна из них в Польше). Поводом к этой заметке является новая экспозиция, развернутая недавно в Центральном Доме ученых. «Это великолепно!» — таков общий тон отзывов всех, побывавших на выставке.

Николаю Николаевичу Немнонову — шестьдесят четыре года. Это возраст, когда людей уже тянет «поближе к печке». Но, наблюдая на выставке бодрого и подвижного человека, я спросил его, как уже спрашивал множество раз: