Алан Маршалл - Я умею прыгать через лужи. Рассказы. Легенды

Принц любил твердить о том, что надо уезжать в Квинсленд.

— Там можно нажить большие деньги, — повторял он. — В Квинсленде много земли расчистили.

— Верно, — соглашался отец. — Кидмен — человек не скупой. Он и тебе предоставит шесть футов земли после того, как поработаешь на него сорок лет. Пиши, проси у него место.

Артур Робинс, погонщик волов, был родом из Квинсленда. Когда Питер спросил его, почему он уехал оттуда, Робинс ответил: «Там живет моя жена», и это объяснение вполне удовлетворило Питера. Потом Питер спросил его, каков он, этот Квинсленд, и тот сказал: «Чертовски скверное место, но все равно так туда и тянет, ничего с собой не поделаешь».

Он был маленького роста, с жесткими, торчащими бакенбардами, между которыми возвышался огромный нос, открытый всем ветрам. Беззащитный нос, красный, весь в рябинах; отец, знавший Артура, как-то сказал, что, видно, нос изготовили сначала, а потом уже приделали к нему Артура.

Питер считал, что Артур похож на вомбата:

— Каждый раз, как его вижу, мне хочется спрятать от него картошку.

Замечания о его внешности не обижали Артура, но стоило сказать слово о его волах, как он немедленно раздражался. Однажды, объясняя трактирщику в Туралле причину своей драки с приятелем, Артур сказал:

— Я молчал, пока он издевался надо мной, но не смог стерпеть, когда он стал ругать моих волов.

Этот проворный, живой человек любил повздыхать о том, что «жизнь тяжела». Он произносил эту фразу, вставая после обеда, чтобы вновь взяться за работу, или уходя домой из трактира. Эти слова не были жалобой. Они выражали давнюю усталость, дававшую себя чувствовать, когда Артур возвращался к работе.

Когда Питер остановил лошадей у палаток, обитатели лагеря уже наполнили кружки черным чаем из чайников, висевших над огнем.

— Как дела, Тед? — крикнул Питер, слезая с дрог. И, не ожидая ответа, продолжал: — Ты слышал, я продал гнедую кобылу?

Тед Уилсон подошел к бревну с кружкой в правой руке и свертком с едой в левой.

— Нет, не слышал.

— Бэри купил ее. Я сначала дал ему на пробу. Ну, эта никогда не подведет.

— Я тоже так думаю, — заметил Тед. — Кобыла хорошая.

— Лучшей у меня не было. Она привезет тебя пьяного домой и всегда будет держаться той стороны дороги, какой надо.

Артур Робинс, который теперь тоже присоединился к компании, пожал плечами:

— Ну вот, понес! Теперь пойдет рассказывать, как он растил эту кобылу.

Питер добродушно посмотрел на него:

— Как поживаешь, Артур? Уже нагрузил?

— Разумеется. Я ведь из тех ребят, что от дела не бегают. Вот думаю обзавестись упряжкой лошадей и бросить работать.

— Ты так и умрешь в ярме, — добродушно парировал Питер.

Я не слез с дрог вместе с Питером, замешкавшись в поисках своей кружки, и, когда спустился на землю и направился к группе беседовавших мужчин, они с изумлением уставились на меня.

Тут я вдруг впервые почувствовал свое отличие от других. Это чувство удивило меня. На секунду я в замешательстве остановился. Потом волна гнева поднялась во мне, и я двинулся вперед, быстро и решительно переставляя костыли.

— Кто это с тобой? — спросил Тед, поднимаясь на ноги и с интересом рассматривая меня.

— Это Алан Маршалл, — сказал Питер, — мой товарищ. Иди сюда, Алан! Может, разживемся у этих ребят какой-нибудь жратвой.

— Здравствуй, Алан! — сказал Принц Прескотт, словно гордясь тем, что давно меня знает.

Потом он повернулся к своим товарищам, торопясь объяснить, почему я на костылях.

— Это тот самый парнишка, у которого был детский паралич. Он чуть было не помер. Говорят, он никогда не сможет ходить.

Питер сердито взглянул на него.

— Чего зря болтаешь? Что тебя укусило?

Принц растерялся. Остальные удивленно уставились на рассерженного Питера.

— Что я такого сказал? — спросил Принц, обращаясь к товарищам.

Питер что-то пробурчал. Он взял мою кружку и налил мне чаю.

— Ничего особенного. Но больше этого не повторяй.

— Так у тебя нога больная, да? — сказал Тед Уилсон, стараясь разрядить напряжение. — Бабки подкачали, да? — Он улыбнулся мне, и остальные при этих словах тоже улыбнулись.

— Вот что, — внушительно сказал Питер; он выпрямился, держа мою кружку в руке. — Если храбростью этого парнишки подбить башмаки, им износу не будет.

Я почувствовал себя совсем одиноким, и даже слова Теда Уилсона не могли рассеять этого чувства. Замечание Принца показалось мне глупым. Я был уверен, что снова начну ходить, однако гнев Питера придал словам Принца значение, которого они не заслуживали, и в то же время вызвал во мне подозрение, что все поверили Принцу. Мне захотелось домой, но тут я услышал, что сказал Питер о моей храбрости, и от восторга забыл обо всем услышанном раньше. Питер поднял меня до уровня этих людей — больше того, он вызвал у них уважение ко мне. А в этом я нуждался больше всего.

Я не знал, как мне отблагодарить Питера. Я придвинулся к нему поближе, а когда резал баранину, которую он сварил накануне, дал ему лучший кусок.

После обеда лесорубы стали грузить дроги Питера, а я пошел поболтать с Артуром, погонщиком волов, который готовился к отъезду.

Его волы — их было в упряжке шестнадцать — стояли спокойно и жевали жвачку, полузакрыв глаза; казалось, все их внимание сосредоточилось на работе челюстей.

У каждого на шее лежало тяжелое дубовое ярмо, и его закрепленные концы выступали над головой животного. Через кольца, вделанные в середину ярма, была продета цепь, соединявшаяся с дышлом.

Два коренника были короткорогие, с толстой, сильной шеей и могучим лбом. У остальных волов рога были длинные и острые. Впереди шли два вола херефордширской породы, крупные и мускулистые, с добрыми, спокойными глазами.

Артур Робинс собирался тронуться в путь. Его огромные дроги стояли нагруженные бревнами.

— Тут больше десяти тонн, — сказал он хвастливо.

На нем был выцветший комбинезон из толстой бумажной ткани и подбитые гвоздями сапоги с железными подковками. Свою замасленную войлочную шляпу Артур украсил полоской зеленой кожи, продернутой сквозь надрезы в тулье.

Он кликнул свою собаку, лежавшую под дрогами.

— Погонщик, который позволяет собаке разгуливать под повозкой, не знает своего дела. Волы этого не любят. Марш назад! — прикрикнул он на пса. — Они начинают лягаться, — объяснил он, подтягивая штаны и застегивая потуже пояс. — Вот, кажется, и все готово.

Артур огляделся, проверяя, не забыл ли чего-нибудь, и поднял с земли свой кнут с шестифутовым кнутовищем. Потом посмотрел, не стою ли я у него на дороге. Удовольствие, которое я ощущал, наблюдая за ним, видимо, отражалось на моем лице, потому что он опустил кнут и спросил:

— Ты любишь волов, да?